Владимир Фетисов - Последний губернатор Туркестана. Триумф и трагедия Алексея Куропаткина

20 декабря 1877 года Куропаткиным подготовлен и издан приказ, подписанный Скобелевым об окончательном приготовлении к походу в горы. В нём предписывалось: осмотреть и привести в порядок винтовки, иметь запас продовольствия на восемь дней, патронов по 172 штуки на каждого солдата, подготовить походные палатки, аптечные вьюки, санитарные ранцы и носилки, проверить число санитаров.

Заканчивался приказ словами: «Нам предстоит трудный подвиг, достойный испытанной славы русских знамен: сегодня мы начинаем переходить через Балканы с артиллерией, без дорог, пробивая себе путь, в виду у неприятеля, через глубокие снеговые сугробы. Нас ожидает в горах турецкая армия… Не забывайте, братцы, что нам вверена честь Отечества… Дело наше святое».

24 декабря 4 декабря, войска объехал генерал Скобелев в сопровождении своего начальника штаба и обратился к солдатам со следующими словами:

«Солдаты! Нам предстоит совершить трудный и достойный славы русских знамён подвиг. Сегодня мы начнём переход Балкан с артиллерией, без путей, пробивая себе дорогу на виду у противника через глубокие снежные завалы. На Балканах нас ждет турецкая армия; она хочет преградить нам путь. Помните, братцы, что нам вверена честь отечества и что за нас молится теперь наш Царь-Освободитель, а вместе с ним и вся Россия. Они ждут от нас победы. Да не смущает вас ни многочисленность, ни упорство, ни злоба врага. Наше дело свято и с нами Бог!»

Троекратное ура раздалось в ответ на эти слова, многократно повторенное горным эхом.

Беспримерный поход начался.

Вечером 23 декабря, накануне выхода отряда Скобелева в поход, вперёд был выслан командир уральской сотни старшина Кирилов с несколькими казаками, сразу за ними шли две роты сапёров, для расчистки пути. Авангард отряда, в котором по решению командующего находился Куропаткин, вышел следующим утром. Его возглавил генерал Столетов. Продвижение, вследствие снежных завалов, шло очень медленно. Но, нет худа без добра: глубокий снег стал невольным союзником русских войск. Когда отряд проходил непосредственно вблизи турецких позиций, неприятель открыл огонь из орудий, но, к счастью, гранаты, попадая глубоко в снег, не разрывались. Подъём сменялся подъёмом, изгибаясь то налево, то направо по невообразимо крутым тропинкам, огибающим скалы и овраги. Иногда тропинка становилась до того узкой, что солдаты шли гуськом, след в след.

Путь был настолько тяжёл, что через 20—30 шагов приходилось отдыхать. Иногда дорога приводила в лесную чащу, с настолько перепутанными ветвями, что их трудно было раздвинуть руками: колючки впивались в лицо, руки, превращали одежду в лохмотья. А нужно ещё было протащить артиллерию. Солдаты, словно бурлаки, хрипя, тащили на лямках орудия. Давно уже наступила ночь, а русские воины всё шли и шли, вперёд и вверх.

Наконец, на Карадже, остановились на ночёвку. Расчистив снег до земли, стали разводить костры. Как пишет очевидец: «Тотчас же началась варка. Многие бросились на землю отдыхать. Ложились ногами к огню, головами к снегу. Как не были утомлены солдаты, а как дорвались до огня и отдыха – сейчас же посыпались шутки и песни».

На Карадже задержались до утра 26 декабря, пока не подошли основные силы. Скобелев, возглавив авангард отряда, продолжил движение до Иметли. На этот раз пришлось спускаться вниз, по страшным кручам вершины Куруджи, вдоль обрыва, по которому была проложена узкая тропа. Внизу пропасть, вверху отвесная скала. Тропа, которой вчера ещё не существовало, устроена была необычным способом. Казаки Кирилова, спешившись, один за другим, лёжа на боку продвигались, до отлого места, более трёх километров. Назад возвращались уже на своих двоих. Так образовался путь, по которому, с трудом, но можно было пройти опасный участок. Затем тропинку доделывали сапёры, а днём по ней двинулся и весь скобелевский отряд. К несчастью, тропа эта хорошо просматривалась со стороны неприятеля – как из села Иметли, так и с деревни Шейнова. Градом посыпались пули. Скобелев приказывает сотнику Дукмасову взять несколько казаков и выбить турок с горы севернее Иметли, откуда вёлся огонь. Это было выполнено с блеском. Не сделав ни единого выстрела, под огнём неприятеля, казаки взобрались на гору и штыками отогнали около сотни турок, двоих взяли в плен и даже частично захватили село Иметли. После этого Скобелев послал занять эту гору роту Углицкого полка, после чего положение спускавшихся войск, стало более безопасным. Но не настолько. Возвращавшийся со Скобелевым с рекогносцировки Куропаткин был серьёзно ранен.

Вот, что вспоминает очевидец боя художник Верещагин: «Передовые войска остановились на привал в ущелье, а Скобелев пошел по обыкновению рекогносцировать дорогу. Он поехал было верхом, но турки, засевшие внизу за скалами, открыли такую пальбу, что пришлось сойти с лошади. С ним был начальник штаба Куропаткин… Турки буквально осыпали нас свинцом… Смотрю, уж тащат назад под руки Куропаткина, бледного как полотно. Он остановился перевести дух за тем же обломком скалы… Пуля ударила его в левую лопатку, скользнула по кости и вышла через спину. Бедняга страшно осунулся и все время просил посмотреть рану и сказать ему по правде, не смертельна ли она… Куропаткину наскоро перевязали рану и потащили на носилках, под надзором ординарца Скобелева, в Габровский госпиталь, назад через Балканы. Он сказал перед уходом:

– Вот вам мой последний совет: выбейте поскорее этих турок во что бы то ни стало, иначе они перегубят много народа.

Мы попрощались с Алексеем Николаевичем, Скобелев чуть-чуть всплакнул даже, но, впрочем, быстро отерши слезы, оправился.

– Полковник, граф Келлер! Вы вступите в должность начальника штаба.

– Слушаю, Ваше превосходительство!

– Вот и производство вышло, – сострил удалявшийся Куропаткин.

Крепко все почувствовали в отряде его потерю; Скобелев сказал мне, что он был ему незаменим».

Ранение, поначалу показавшееся неопасным, оказалось очень тяжелым, рана долго не заживала, гноилась и воспалялась. Находясь в примитивно оборудованной госпитальной палате, Куропаткин метался в жару, бредил, выздоровление шло мучительно медленно. Весной 1878 года на санитарном поезде он возвращается в Санкт-Петербург, где продолжает интенсивный курс лечения в лазарете в Михайловском дворце и, затем, в санатории.

Это была большая потеря для дивизии. Как отмечает Верещагин: «Скобелев как будто был выбит из своей колеи раною Куропаткина. Более обыкновенного он был нервен и беспокоен.» Для Алексея война закончилась. А события на Балканах тем временем развивались следующим образом.