Аркадий Эйзлер - Наедине со временем

«Совершенно недопустимо также то злоупотребление именем Ильича, имевшее место на пленуме, – писала Крупская. – Воображаю, как он был бы возмущен, если бы знал, как злоупотребляют его именем. Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий виноват в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В. И. заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах. Вы знаете, что В.И. видел опасность раскола не только в личных свойствах Троцкого, но и в личных свойствах Сталина и других. И потому, что Вы это знаете, ссылки на Ильича были недопустимы, неискренни. Их нельзя было допускать. Они были лицемерны. Лично мне эти ссылки приносили невыносимую муку. Я думала: да стоит ли ему выздоравливать, когда самые близкие товарищи по работе так относятся к нему, так мало считаются с его мнением, так искажают его?» [154] Там же.

В ходе дискуссии между триумвирами наметилось своеобразное разделение труда. В то время как Зиновьев и Каменев, выступавшие с пространными докладами, возглавляли пропагандистскую кампанию, Сталин через Секретариат осуществлял организационные меры, расцениваемые оппозицией как «исключительно механическое подавление общественного мнения известной части партии». Уже в ходе дискуссии некоторые оппозиционеры были сняты с руководящих постов. Особенно острый характер приобрел эпизод со снятием Антонова-Овсеенко с поста начальника Политуправления Красной армии.

27.12.1923 г. Антонов-Овсеенко обратился в Политбюро и Президиум ЦКК с письмом, приводя многочисленные факты, свидетельствующие о том, что «весь аппарат партии приведен в определенное движение», направленное на подавление всякой критики большинства ЦК и изображение Троцкого в качестве знамени всего «не ленинского» в рядах партии. «Эти бесшабашные и безыдейные нападки на того, кто в глазах самых широких масс является бесспорно вождем – организатором и вдохновителем побед революции, – создают болезненную тревогу, разброд и неуверенность… Партию и всю страну, вместо серьезного разбора серьезных вопросов, кормят личными нападками, подозрениями, желчной клеветой, и этот метод возводят в систему…» [155] Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. С. 207, 208.

«Знаю, что этот мой предостерегающий голос, – писал в заключение письма Антонов-Овсеенко, – на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведет ни малейшего впечатления. Но знайте – этот голос симптоматичен. Он выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою беззаветную преданность интересам партии в целом, интересам коммунистической революции. Эти партийные молчальники возвышают свой голос только тогда, когда сознают явную опасность для всей партии. Они никогда не будут „Молчалиными“, царедворцами партийных иерархов. И их голос когда-нибудь призовет к порядку зарвавшихся „вождей“ так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту » [156] Там же. .

12 января Оргбюро ЦК признало невозможной дальнейшую работу Антонова-Овсеенко на посту начальника ПУРа в связи с его «неслыханным выпадом» и угрозой в адрес «зарвавшихся вождей». Выступая на пленуме ЦК 15 января, Антонов-Овсеенко говорил: «Настаиваю на совершенной ясности в постановке вопроса обо мне. Речь идет об отстранении с поста начальника Политуправления члена партии, осмелившегося выступить в партийном порядке против линии большинства ЦК, вредной для единства партии и моральной сплоченности армии… Считаю неоспоримым правом члена партии указывать членам ЦК на ту или иную опасность партийного положения… никакой угрозы не заключается в моем письме от 27 декабря, кроме – воздействовать в партийном порядке (через конференцию или съезд) на фракционно настроенных вождей со стороны партийно мыслящих товарищей… Я отнюдь не заблуждаюсь, что этой широко ведущейся кампании дан определенный тон и не кем другим, как товарищем Сталиным» [157] Вопросы истории. 1989. № 2. С. 92. .

Результатом этого выступления стало направление Антонова-Овсеенко за рубеж с дипломатическим поручением. На январском (1924 года) пленуме ЦК с особенно оскорбительными замечаниями в адрес лидеров оппозиции выступил Зиновьев, задавший тон дальнейшей их травле аппаратчиками. Пленум «подвел итоги партийной дискуссии, причем ряд выступавших членов ЦК, работающих на местах, в резкой и категорической форме осудили линию оппозиции в составе Троцкого, Радека, Пятакова и др. о легализации в партии фракций и группировок, о противопоставлении аппарата партии и т. п.» [158] КПСС в резолюциях и решениях… М, 1984. Т. 3. С. 143. . Итак, еще до партийной конференции, которая должна была подвести итоги дискуссии, три члена ЦК, включая одного члена Политбюро, были публично обвинены в антипартийных взглядах, что предопределило распад и разрушение монолита партии.

Раскол партии длился десятилетие, закончившись кровавым финалом поголовного истребления инакомыслящей оппозиции и созданием основанного на страхе нового монолитного единения партии вокруг своего непогрешимого вождя. Потребовалось еще много пролитой крови, чтобы после его смерти появилась возможность восстановления исторической правды о сталинизме, представлявшем собой не кратковременный, прямолинейный и случайный, а длительный, противоречивый и драматический процесс. Мифы и легенды, основанные на сталинских идеологических концепциях, не могли быть стерты в сознании народа, измордованного многолетним зомбированием и оболваниванием. Инстинкт самосохранения подсказывал руководству партии, что искоренение и ликвидация исторических мифов приведет к устранению его с политической арены как узурпатора власти партии и народа, как основоположника многолетней лжи и догм.

Руководство страны вдруг столкнулось с дилеммой: осознание своего прошлого или его замалчивание. Был выбран путь селективного замалчивания, выпячивая только то, что невозможно скрыть. Тем самым руководство вскрывало внутренние нарывы, не касаясь причин их появления, ссылаясь на культ личности Сталина, на его индивидуальные, только ему присущие черты характера. Этому способствовало проводившееся десятилетиями зомбирование сознания советского человека, искаженного псевдонаучными начетническими, переходящими в догматические перепевы и почти религиозные постулаты исторических мифов марксизма, к которым относятся иллюзорные политические программы и утопические социальные проекты. Не свершились ни мифы Хрущева о радужном светлом будущем, ни о «перестройке сверху» Горбачева, ни путчи коммунистических вожаков, запутавшихся в авантюризме. Все эти звенья одной цепи, не способствующие освобождению рабочего класса СССР, скомпрометировавшие марксизм как учение, как идею. Они закончились полным разгоном компартии и провозглашением реставрации капитализма в распавшихся республиках СССР.