Макс Хейстингс - Вьетнам. История трагедии. 1945–1975

Кроме того, хотя американское и южновьетнамское командование скармливало СМИ ложную информацию, КОВПВ редко запрещало журналистам отправиться на место событий и увидеть все своими глазами. Ни в одном вооруженном конфликте ни до, ни после вьетнамской войны репортеры, операторы и фотографы, многие из которых были ее убежденными противниками, не пользовались таким беспрецедентным правом свободного передвижения на военных самолетах и вертолетах. Относительная американская открытость, резко контрастирующая с секретностью коммунистов, на мой взгляд, свидетельствует в пользу некоторого морального превосходства Америки. Фатальная ошибка гражданского руководства и военного командования США состояла не в том, что они лгали миру, а в том, что они лгали самим себе.

В современном Вьетнаме легитимность авторитарного коммунистического режима, чья коллективистская экономическая политика в значительной степени дискредитировала себя, всецело опирается на его победу в борьбе за объединение страны. Таким образом, его правители жестко следят за тем, чтобы ничто не запятнало этот героический нарратив: мало кто из оставшихся в живых ветеранов осмеливается свободно говорить о пережитом опыте. Эта непрозрачность на удивление успешно создает выгодный для Ханоя контекст, в котором западные и азиатские авторы рассматривают этот конфликт. В отличие от американских архивов, в которых вряд ли остались какие-то важные секреты, архивы Ханоя, без сомнений, хранят множество мрачных тайн. Либеральная Америка, занимающая почти мазохистскую позицию, манипулирует историографией с той же ловкостью, что и ура-патриотические консервативные ревизионисты. Недавно я спросил у известного либерального журналиста эпохи вьетнамской войны: «Если бы в Ханое были разрешены антивоенные демонстрации, как вы думаете, сколько бы человек вышли на улицы?» – «Ни одного, – уверенно ответил он. – Люди на Севере стопроцентно поддерживали освободительную войну».

Наивность этого заявления удивляет: большинство нормальных людей стремятся избежать опыта, который причиняет горе и страдания им самим и их близким. Многие противники войны на Западе были правы, утверждая, что применение США беспорядочного насилия обрекает их военные усилия на провал. Однако некоторые зашли еще дальше, сделав вывод, что, если США и Южный Вьетнам ведут несправедливую войну, значит, коммунисты сражаются за безоговорочно справедливое, правое дело. Но коммунистическое руководство Северного Вьетнама и Национальный фронт освобождения, избавив народ Южного Вьетнама от угнетения крупными землевладельцами и военачальниками, обрекли их на куда более безжалостную тиранию учеников Сталина. Демократия давала южновьетнамским избирателям хотя бы призрачную возможность сменить не устраивающее их правительство. С установлением власти коммунистов в 1975 г. любым свободным выборам был положен конец, как и в Северном Вьетнаме с 1954 г.

В своих военных усилиях Ханой пользовался важными преимуществами по сравнению с противником. Коммунистическое руководство, надежно защищенное от нападок СМИ или недовольства избирателей, было готово платить колоссальную цену в человеческих жизнях. Оно могло терпеть одну сокрушительную военную неудачу за другой, не рискуя полным поражением, поскольку США открыто заявили, что не собираются вторгаться на Север. В отличие от этого, каждое проигранное сражение забивало гвоздь в гроб Южного Вьетнама. Можно провести очевидные параллели между борьбой вьетнамских коммунистов и военными усилиями Советского Союза в 1941–1945 гг.: Хо Ши Мин и Ле Зуан использовали точно такую же смесь патриотизма, идеологии и принуждения, как это делал Сталин поколение назад. Несомненно, коммунисты показали себя более самоотверженными и эффективными воинами, чем солдаты Сайгона, однако стоит хорошенько подумать, прежде чем возводить их на престол «силы добра» в этой саге.

В книге немало говорится о жестокости, глупости и прочих уродливых проявлениях, однако большинство людей, участников этой истории, – вьетнамцев и американцев, военных и гражданских всех возрастов и обоих полов – вели себя в высшей степени достойно. Я старался рассказывать о таких людях, поскольку, на мой взгляд, несправедливо допускать, чтобы добродетельные и героические поступки утонули среди бурлящего месива кровопролития, жестокости и предательств, о которых повествует большинство военных историй. Что касается фундаментального политического исследования, то я решил его не проводить: ученые на протяжении вот уже почти полувека перерывают американские архивы и исчерпывающе описали процессы принятия решений всех западных участников конфликта. Фредерик Логеваль – один из самых авторитетных среди них. В 2015 г. Кен Хьюз опубликовал тексты и анализ магнитофонных записей Белого дома, которые – в отличие от большинства мемуаров – предоставляют нам практически неопровержимые, объективные свидетельства того, как оценивали ситуацию и принимали решения Никсон и Киссинджер в тот непростой для Америки период, завершившийся подписанием Парижского мирного соглашения в январе 1973 г. В то же время я провел бессчетные часы за изучением свидетельств очевидцев в Центре наследия и образования Армии США в Карлайле, Пенсильвания, и в Историческом архиве Корпуса морской пехоты США в Куантико, Вирджиния. Я также получил доступ к богатейшим материалам Центра исследований войны во Вьетнаме Техасского технического университета в Лаббоке, а также провел почти 100 интервью с оставшимися в живых американскими и вьетнамскими участниками тех событий. Благодаря помощи Мерла Приббеноу я получил возможность прочитать тысячи страниц переведенных с вьетнамского языка мемуаров и документов.

Любой историк вроде меня, публикующий книгу о вьетнамской войне в 2018 г., находится в долгу перед замечательными режиссерами Бернсом и Новиком, чей недавно вышедший на экраны документальный сериал пробудил во всем мире новый всплеск интереса к этому эпохальному конфликту. Я надеюсь, что моя работа хотя бы частично отражает всю трагичность опыта, который пришлось пережить вьетнамскому народу на протяжении нескольких поколений – и от последствий которого он не может освободиться по сей день.

Сами вьетнамцы называют свою страну Вьет Нам; я же, для удобства читателей, в соответствии с западной традицией называю ее Вьетнамом. То же самое касается других наименований, таких как Ха Ной, Сай Гон, Дьен Бьен Фу, Да Нанг, Вьет Конг и т. д. Во вьетнамском языке широко используются надстрочные знаки для обозначения тонов, в тексте я их опускаю.