Анатолий Корчинский - Это было недавно, это было давно! К 75-летию Великой Победы. О жизни и борьбе поколений былых и нынешних времен. Издание 2-е, дополненное

Я из фанеры сколотил чемодан, покрасил его и поехал в Одессу зайцем на третьей полке (денег не было). Заехал к родственнице, сходил в университет, посмотрел, как там бегают папаши и мамаши со своими детьми, общежития нет. Поговорил со своей родственницей, и пришли к выводу, что мне с моим свиным рылом там делать нечего. На что и где я буду жить?

У мамы средств не было.

Пошел на вокзал, сел на свое изобретение – чемодан – и заплакал, смотрю сквозь слезы: красочный щит о приеме курсантов в Одесское военное артиллерийское училище. У меня приняли документы и дали вызов в военкомат. Домой опять ехал зайцем.

1954 г. 10-й класс

В военкомате мне вручили предписание и требование на бесплатный проезд поездом в Одессу. Я был на седьмом небе, но все еще было впереди.

В училище нас разместили в казарме, завтрак, обед и ужин бесплатно. Питание было отличным. Дома мясо я видел только по праздникам, и то не всегда, а тут три раза в день мясное. Сначала шли занятия по подготовке к экзаменам. Я помогал двум солдатам по математике, которые отслужили один-два года в армии. Но самое трагичное было впереди. На экзамене солдаты сели со мной справа и слева. Я решил обоим их варианты, времени оставалось мало, и я допустил чисто арифметические ошибки, вернее, описки. Мои солдаты получили пятерки, а я получил тройку. Ревел как белуга. Их зачислили курсантами, а меня оставили на конкурс.

Сказать знакомым, что я получил тройку по математике, было равносильно расстрелу. Ехать домой было стыдно.

Мандатная комиссия приняла решение меня зачислить, так как мой отец погиб на фронте. Это меня спасло от позора.

Получив известие о зачислении курсантом, побежал в парикмахерскую, кричу: «Наголо!», парикмахер: «Понял, зачислили».

На второй день нас, курсантов, повезли на учебный полигон копать траншеи. Майор отмерил каждому по участку траншеи и сказал о выполнении доложить. Для меня это было пустяком (я столько сусликов откопал), я быстро выкопал свой участок траншеи и доложил майору. Рядом со мной был мамин сынок, одессит, который в жизни не держал лопату в руках, он еле-еле ковырял лопатой. Майор: «Ну что ж, теперь выручай товарища», и я и за него выкопал траншею. С тех пор на занятиях по военно-инженерному делу я был любимцем майора.

Мне в училище все нравилось, но не все получалось. Запомнились первые дни учебы. Утром подъем, физзарядка на плацу в сапогах, бриджах и с голым торсом, на улице небольшой морозец, иней. Но после физических упражнений и бега холода не ощущаешь. Затем мы скоро привыкли бегать раздетыми на физзарядку.

Трудно было освоить подъем переворотом, прыгнуть через козла и т. п. Все личное время, положенное в распорядке дня, мы тренировались в спортзале до изнеможения, чтобы выполнить тот или другой прием на спортивных снарядах. То, что вчера казалось невозможным, со временем получалось. Трудности были и со строевой подготовкой, нужно было научиться четко выполнять строевые приемы (строевой шаг, повороты, отдание чести и пр.). Тем, кто достиг удовлетворительных результатов по строевой подготовке, разрешалось увольнение. Увольняемых курсантов в город комбат или комдив проверяли на внешний вид и строевую выправку. Если проверяющий обнаруживал какой-то недостаток (отсутствие носового платка, плохо отглажен и т.п.), то отправляли без права возврата в строй увольняемых курсантов. Я смог первый раз пойти в увольнение только через полгода после поступления. Особенно свирепствовал командир дивизиона (комдив), который, как правило, отправлял половину увольняемых курсантов в казарму. Его звали Вася-темный, он был сам подтянут и педантичен. Но курсанты его обходили стороной, так как встреча с ним могла повлечь наказание. У нас был строгий командир батареи капитан Хобот, участник войны, вся грудь в орденах и медалях, говорят, его представляли на звание Героя, но он в чем-то провинился, и наградили только орденом. Он всю войну прошел в противотанковой артиллерии. На учениях демонстрировал стрельбу по нескольким танкам (мишеням) из 100 мм пушки и ни одного промаха. Мы им гордились.

В соседней батарее комбат был майор, который не помнил фамилии своих курсантов даже третьего курса. Курсанты знали об этом и часто обманывали его, проходили мимо и умышлено не отдавали честь, он останавливал, спрашивал с какого взвода, называли, как правило, взвод первого курса его батареи, он объявлял взыскание и приказывал доложить своему командиру взвода. Но однажды наш курсант третьего курса погорел, так как в это время подошел наш комбат и уж добавил по полной, еще и за обман.

В последствии, будучи офицером, я узнал интригующую историю нашего комдива (Васи-темного). В вагоне едут две женщины, за чаем делятся своими судьбами. Одна рассказывает, что муж погиб на фронте, и она осталась с двумя детьми и сейчас получает пенсию на детей. Вторая рассказывает, что полюбила в госпитале лейтенанта и после войны они поженились и у них тоже двое детей. Муж не уволился после войны, окончил академию и сейчас еще служит. Она показала фотографии мужа с детьми. Второй женщине чуть плохо не стало, увидев на фото своего «любимого» Васю. Оказалось, что в обеих женщин одинаковые фамилии Лавриненко. Во время войны сержант Лавриненко раненый попал в госпиталь, и чтобы попасть в офицерское отделение назвался лейтенантом. Там он влюбился в медсестру, которая за ним ухаживала. Ему удалось умершего от ран солдата назвать своим именем и отправить похоронку о своей гибели. Затем после лечения он ушел воевать на фронт уже с документами лейтенанта. Окончил войну капитаном. Так как все последующие звания он получал законно, то его просто демобилизовали в запас, обязав выплатить государству сумму пособия, выплаченную его детям. Дальнейшей его судьбы я не знаю, но было горько за поломанные судьбы людей.