Публий Вергилий - Энеида. Новый стихотворный перевод Аркадия Казанского

655 Весь жемчужный; венец золотой, что камнями отделан.

Быстро двинулся в путь тут Ахат, к кораблям поспешив.

Киферея в душе новый замысел меж тем лелеет,

И готовит обман, – чтоб к царице, дарами пленив,

Купидон шёл, Аскания вместо, сменивши обличье,

660 Сжёг безумием сердце, в крови её пламя разлив.

Ведь богиню страшит двоедушье тирийцев двуличных;

Гнев Юноны безумной тревогою ночь спать не даст.

С речью мягкой она обратилась к Амуру, как сыну:

«Помоги, мой сынок, лишь в тебе и величье, и власть;

665 Молодец, стрел отца не боишься, сразивших Тифона;

Прибегаю с мольбой, к твоей силе священной припасть!

Знаешь ты, – брат Эней твой, гонимый всезлобной Юноной,

Долго гладью морской и по всем побережьям блуждал, —

Сам об этом скорбел ты со мною единою скорбью.

670 Финикиянка Дидо словами его задержать

Льстится. Я ж опасаюсь Юнонина гостеприимства, —

Чем оно обернётся? Ужели упустит, – всё взять?

Вот, задумала я, упредив её козни, царице

Дидо выжечь всё сердце огнём, чтоб бессмертный не мог

675 Чувства ей изменить, чтоб, как я, ей в Энея влюбиться.

Слушай замысел мой, – мы всё сможем проделать с тобой, —

Ведь наш мальчик, рождённый для мира, его чтоб устроить,

Вызван милым отцом, – собирается в город Сидон,

Дар несет, что спасён был из волн и пылающей Трои.

680 Внука я, усыпив, на высоты Киферы умчу,

Иль в своем Идалийском священном приюте укрою,

Чтобы козней не знал, и не мог помешать им ничуть.

На одну только ночь ты свой облик изменишь обманно;

Мальчик сам, прими временно образ же мальчика, суть,

685 Чтобы, – только тебя на колени Дидона посадит,

Здесь, на царском пиру, возлиянья Лиэя забудь;

Лишь обнимет тебя, поцелуй тебе сладкий подарит, —

Тайный пламень вдохнув в неё, сможешь её обмануть».

Мамы милой словам тут Амур покорился, снимает

690 Крылья; радостно, Юла походкой пускается в путь.

Но Венера Аскания в сладостной дрёме, погладив,

В Идалийские рощи уносит сама на руках,

Где меж стройных дерев, овеваемый запахом сладким,

Спит в душистой тени, где цветы майорана растят.

695 Купидон веселящийся, матерью послан заране,

И царице тирийской приносит дары, с ним Ахат.

Оба прибыли, где, на завешенном гордою тканью,

Золотом своём ложе, царица в средине. Лежат

И родитель Эней, и троянские юноши, станом

700 За столом разместившись на пышных покровах все в ряд.

Слуги воду для рук, и с дарами Цереры корзины

Подают; полотенца со стриженой шерстью дарят.

Там рабынь пятьдесят чередою предлинной носили

Яства пышным гостям; благовонья Пенатам возжечь,

705 Сто рабынь и сто слуг, им же возрастом равных, служили,

Ставя блюда на стол, наливая все кубки до плеч.

В день так много тирийцев в весёлом чертоге садятся, —

Всем царица велит на прекрасные ложа возлечь.

Все дивятся дарами Энея, на Юла дивятся,

710 Виду бога цветущему, речи притворной его,

И покрову одежды с узором из листьев аканта.

Завороженней всех остальных, оглядела всего, —

Наглядеться не может, на муки приняв обреченье

Финикиянка сердцем; и мальчик прекрасный, бегом

715 Сел, за шею Энея обняв, лишь короткое время

Побыл с мнимым отцом, – пусть любовь его только поёт,

И к царице пошёл. Та глядит неотрывно, скорее

Льнёт всей грудью к нему и ласкает его; не поймёт, —

У неё на колени сам бог всемогущий садится.

720 Акидалия мать о Сихее ей память сотрёт

Понемногу из мысли, чтоб к новой любви обратились

Думы праздные, сердце ожившее, очи глядят.

Пировать все окончили; моют столы челядинцы,

Вот приносят кратер ёмкий, кубки налиты стоят.

725 Шум в чертогах течёт, и хвалебные возгласы реют;

С потолков золочёных свисая, лампады горят,

Озаряют обширный зал, пламенем мрак одолевши.

Приказала царица дать чашу златую на стол,

В блеске множества ценных камней, – это Бела наследье;

730 Наливала вином, – и в молчанье сказала потом:

«Даровал чужеземным гостям ты права, о, Юпитер!

Дай тирийцам, троянцам ты радостный день, золотой

На сегодня. Пусть память в потомках о нём сохранится!

О, Юнона, о, Бахус, податель веселья, стола, —

735 Славьтесь! Вы же наш пир благосклонно почтите, тирийцы!»

Так сказала и богу почётную влагу лила,

Прикоснулась губами лишь чаши священной немного,

В руки Битию, пить приглашая, её отдала.

Чашу пенную он осушает до дна золотого.

740 Золочёную взявши кифару, коснувшись струны,

Тут Иоп заиграл, что Атлантом научен премного.

Пел о трудных деяниях Солнца, блужданьях Луны;

Взялись люди откуда, животные, дождь и светила, —

Голубых звёзд Гиады, Арктура, Медведиц двойных;

745 Отчего спешит Солнце зимой в Океан опуститься;

Отчего медлит летом спуститься на землю, к нам, ночь.

Рукоплещут, певца награждая, троянцы, тирийцы, —

Возлежа меж гостей, коротая в беседах всю ночь,

Упивалась любовью несчастная Дидо царица.

750 О Приаме она и о Гекторе слушать не прочь

От героя: «В доспехах Аврора могла появиться?

И о страшных конях Диомеда; каков Ахиллес;

Бедах граждан твоих, и о бранных трудах поделиться,

И о кознях данайцев, скитаниях в мире чудес», —

755 Молвит просто Энею: «Уж лето седьмое катится,

Унося всё тебя, по волнам и ветрам, до небес».

На просьбу царицы Дидо, царь Эней, сказав про боль, которую ему причиняют воспоминания о гибели Трои и сожжении Илиона, начинает рассказывать о последнем эпизоде Троянской Войны.

Вожди данайцев, терпевшие неудачу за неудачей при осаде Илиона, решаются на хитрость. Построив по совету хитроумного царя Улисса огромного деревянного коня, якобы в дар богине Минерве, они прячут в него отряд самых опытных данайских вождей с оружием. Оставив коня на берегу, все остальные данайцы спускают на воду корабли и отплывают к острову Тенедос, находящемуся недалеко от Троады. Троянцы, видя опустевший берег, считают, что данайцы отплывают навсегда в Микены.

Ворота Илиона распахнуты, троянцы собираются возле деревянного коня, удивляясь его размерам, считают его даром богам, и Тимет первым предлагает затащить коня внутрь крепости. Капис и другие категорически против этого, предлагают скорее уничтожить данайские козни. Прибегает жрец Лаокоонт, говорит, – за досками скрыты данайские воины, бросает в коня копьё, но троянцы не слушают Лаокоонта.

Дарданские пастухи приводят пленника из данайцев, сдавшегося им добровольно. Пленник откровенно испуган, ждёт казни, но троянцы желают расспросить его о коне. Отбросив страх, он рассказывает, что зовут его Синон, он родственник Паламеда. С царём Итаки Улиссом у Синона был конфликт из-за жертвоприношения данайцев перед походом на Трою, когда царь Атрид Агамемнон принёс в жертву свою дочь, против чего выступил Синон. Улисс затаил злобу на Синона и дождался удобного случая. Когда данайцы решали о возврате домой, вестник Эврипил, подговорённый Улиссом, заявил, что для успеха необходимо принести кого-то в жертву. Гадатель Калхант, долго сопротивляясь назвать кого-то для жертвы, под нажимом Улисса указывает на Синона. Синона готовят принести в жертву, но он ночью сбегает и прячется, когда данайцы отплывают, он сдаётся троянцам, умоляя их о пощаде.