Анатолий Грешневиков - Сто сорок писем Василия Белова

Журналисты одолевали писателя своими звонками и просьбами рассказать о пожаре. Их не интересовали вышедшие в юбилейный год его новые книги. Нужда заставляла подкормить читателя жареными фактами и сенсациями.

На страницах газет то и дело мелькали статейки с передернутыми фактами и полные ерничества. Они раздражали писателя, и я просил Ольгу Сергеевну не показывать ему «желтую» прессу.

Повежливее и поскромнее отозвалась о горе писателя лишь «Комсомольская правда». Ее корреспондент Елена Кондратьева напечатала заметку «Писатель Василий Белов чуть не сгорел в своей бане». Конечно, заголовок напичкан излишней и неправдоподобной интригой. Но в тексте хоть отсутствовало откровенное вранье.

Журналистка писала:

«Перед ноябрьскими праздниками Василий Иванович решил попариться. Но печь перегрелась, и от нее загорелась задняя стена баньки. Писатель пытался сам погасить пламя, но ближайший колодец с водой оказался почему-то закрытым, и огонь пришлось забрасывать снегом.

Несмотря на все старания классика, бревенчатая баня сгорела дотла.

Сам Белов получил сильные ожоги лица и рук и был срочно доставлен в районную больницу. Сейчас писатель долечивается дома и отказывается рассказать что-либо журналистам».

Ни один столичный корреспондент не в состоянии понять глубину трагедии Белова. Прочувствовать ее нутром, душой. Как я уже сказал, баня для Василия Ивановича была своеобразным мостком между городом и деревней. Жить, а тем более творить, в каменной квартире он умел плохо, гораздо легче и интереснее писалось в тишине, настоянной на травах и лесных ягодах.

Писучая братия из столицы мало читала и изучала книги Белова, ей неведома его тяга к затворничеству, к самостоятельному осмыслению жизни. Им не понять, зачем так много времени он проводит в деревне. А ведь он в разных беседах не раз выдавал свою тайну, почему не может жить без деревни. В послепожарное время я как раз наткнулся на одно из его откровений: «Физически жить в городе невозможно. Вернее, плохо. Воздух не тот. Вода не та. Я вологодскую воду совсем не могу пить. Она хлорированная. Зубы разрушаются. Стоит мне неделю прожить в деревне, сразу укрепляются десны. Я прихожу в нормальное состояние, начинаю думать, появляются позывы к работе. Вот! Нужна привычная, нормальная – для каждого своя – среда обитания. Тишина нужна. Воздух! И нормальная человеческая атмосфера».

Или еще одно откровенное высказывание: «Душа у меня в деревне, жена, книги и рукописи – в Вологде. Живу и там, и там. А Москва меня кормит пока очень скудно, если иметь в виду литературные труды».

Сомневаюсь, что кто-то из журналистов упрется глазами в строчки Белова и тотчас согласится с ним, разделит его правду о духовной и творческой связи с деревней. У них, скорее всего, высокомерный взгляд на почвеннические идеи. Жизнь в деревне они не понимают, а то и презирают. Если бы было иначе, если бы они осмысленно отнеслись к признательной правде Белова, то не приставали бы с вопросами о том, как он чуть ли не сгорел в бане. Из-под их пера вышла бы заметка с единственным призывом: восстановим всем миром баню нашему классику.

Ко мне такая мысль пришла в первые же минуты после получения информации о сгоревшей бане. Но спустя неделю Белов позвонил и дал отбой, оказывается, губернатор сам пообещал ему помочь восстановить баню.

Дорогой Анатолий Николаевич!

По почерку ты можешь судить, что рука у меня уже твердая, но не очень. И приехать в Борисоглеб я еще не готов. Сможем ли подождать до тепла? Тогда бы можно и сделать серьезный вояж, с заездами в Ярославль и прочие места.

Сообщаю тебе, что ожоги на моей физиономии вылечены (остались лишь следы на ушах), а вот руки еще надо лечить.

Тем не менее я готов сражаться с г-ном Лужковым (читай не господином, а говном), который решил (вот прохвост!) реабилитировать гнусный, давно похереный проект по повороту рек.

Надо подать в суд на мерзавца! Или как? Я уже обратился к Алексею Архиповичу Леонову – космонавту. Подсобит ли? Не знаю.

…Кланяюсь жене твоей и всем друзьям. (Да, мой бумажник со всеми пропусками подбросили. Деньги взяли, а кошелек бросили). Слава Богу! Спала гора с плеч, можно будет и в Москву ездить («с плеч» с мягким знаком или нет?).

Будь здоров и как прежде упрям и мужественен!

Белов. 7 декабря 2002 г.

Белов не мог не разразиться критикой в адрес мэра Москвы Юрия Лужкова.

Именно столичный градоначальник направил Президенту России Владимиру Путину письмо с предложением осуществить давний грандиозный проект поворота сибирских рек в Среднюю Азию. В декабре как раз исполнилось 30 лет этому преступному плану министерских чиновников. Тогда лозунгом «переворотчиков» было: «Дадим хорошую чистую воду братским народам Средней Азии!». Сегодня Лужков заговорил иначе: «Проект принесет стране огромные деньги за воду».

Я хорошо помню, как в 80-е годы Василий Белов одним из первых выступил против проекта Минводхоза, назвав его губительным для природы и экономики страны. Ему жалко было Волгу, Иртыш, Обь, Каспийское море, жалко миллиарды государственных средств, которые были бы бессмысленно затрачены. Остановить варваров могла лишь огромная волна народного возмущения и негодования. И Белов вместе с писателями-патриотами Распутиным, Астафьевым, Залыгиным, Балашовым, Солоухиным, Онеговым, Бондаревым разбудили страну. Народ стал давить на правительство.

Надежным источником получения научных данных о вреде проекта переброски рек стал для Белова академик Евгений Меркурьевич Пашкин. Он снабжал писателя скрытой информацией о том, почему водность реки Волги стала возрастать, за счет чего начался подъем уровня Каспийского моря, зачем Минводхоз форсирует подготовительные строительные работы в Архангельской и Вологодской областях. Подобную информацию предоставляли и многие другие ученые, среди которых особенно старался академик РАЕН Михаил Лемешев. Белов ее обрабатывал и, пользуясь своим статусом, нес ее в Политбюро ЦК КПСС для Соломенцева и Рыжкова. Затем делился ею с журналистами, писателями, киноактерами, художниками.

Пока шла борьба, Белов уже сам в деталях разбирался, чем опасна переброска рек. Он умел докапываться до самой сути. Одним писателям было тогда не до борьбы, кто-то боялся идти против течения, кому-то не хотелось тратить впустую драгоценное время. Белов собирал огромные аудитории и говорил народу правду: первый этап переброски части стока северных рек в реку Волгу в объеме 20 куб. км воды совершенно не проработан, перекрытие глухой дамбой залива Кара-Богаз приведет к безвозвратным потерям миллионов гектаров плодороднейших земель.