Владимир Мединский - Мифы о русском пьянстве, лени и жестокости

Книга Ш. де Костера написана уже в XIX веке, но ее колорит очень точно отражает этот набор политических обвинений [51] Костер Ш. де. Легенда о Тиле Уленшпигеле. М., 1958. . Как и в случае с гугенотами во Франции, враждующие стороны использовали бытовые стереотипы и мифы, которые уже существовали… И превращали в политические, годные для идейного сокрушения врагов.

Каждая последующая революция в Европе создавала свой набор положительных и черных мифов. В годы Английской революции 1642–1660 годов прежнюю королевскую власть объявляли чуть ли не демонической: и распутная она, и расточительная, и злобная, и о народе не заботится. Опирается на жителей самых отдаленных, глухих районов, боится умных людей.

О самих же себе революционеры сочинили немало положительных мифов: искренне и глубоко верующие, честные необычайно и добрые к тому же – от земли, представители народа.

Что же касается фактов, то каждая новая революционная власть на практике оказывалась куда более жестокой и менее народной, чем королевская. И даже менее демократической. При новом диктаторе Британии Кромвеле был введен имущественный ценз при выборе в местные органы самоуправления – муниципалитеты. Раньше избирать и быть избранным мог всякий, кто имел на этой территории хоть какую-то собственность. Теперь избирать своих представителей в органы местного самоуправления могли всего 20 % населения. А быть избранными – не более 5 %.

«Революционная демократия» откровенно держалась на штыках.

В свою очередь королевская «партия» создавала свои мифы. Они были ничуть не хуже революционных: об ангелах на троне и вокруг трона, о черных демонах, стремящихся их погубить. Отголоски этих мифов находим и у Дюма [52] Дюма А. Двадцать лет спустя. М., 1958. . Вспомните замечательную историю про то, как мушкетеры прячутся под помостом, где отрубают голову Карлу! Когда кровь короля капает сквозь доски на мушкетерские кружева, Атос хочет сохранить капли священной крови монарха для его сына, нашедшего «политическое убежище» во Франции.

В действительности английская буржуазная революция формально началась с того, что король Карл вошел в здание парламента, чтобы арестовать нескольких парламентариев, обвинявшихся в государственной измене. Короля сопровождали всего несколько солдат. Парламентарии воспользовались этим и выгнали короля… После этого им не оставалось ничего другого, как восстать и объявить себя правительством, иначе получалось, что, демонстративно надсмеявшись над монаршей волей, все они стали государственными преступниками. Кстати, именно с этого эпизода берет свое начало незыблемое правило британского государства, коему уже 400 лет: никогда нога монарха не смеет переступать порог палаты общин. Боюсь, исходя из исторического опыта, и сами монархи не очень-то стремились это делать.

Забавно, кстати, как этот факт соотносится с современными российскими традициями. Наш Президент тоже не очень жалует Государственную думу, в смысле старается не заглядывать туда без крайней необходимости.

Изначально как-то не было у нас любви между высшей законодательной и исполнительной властями, а после ельцинского расстрела из танков как бы мятежного российского парламента в октябре 1993 года – тем более.

А Путину уже вроде и вовсе незачем было в Думу ездить.

В IV Думе на моей памяти он побывал дважды: на открытии ее в декабре 2003 года и на торжественном заседании в петербургском Таврическом дворце по поводу 100-летия Государственной думы.

А так обычно парламентарии сами идут к Президенту, когда надо, и даже так называемые «Ежегодные послания Президента Федеральному собранию РФ» – это не когда президент приезжает в Государственную думу на Охотный Ряд и обращается к избранникам народа, а когда депутаты и сенаторы стройными рядами, получив «спецпропуск» и сдав на входе мобильный телефон, идут в Кремль.

Но чему здесь удивляться? Таковы традиции верховной власти.

Наша Москва – Третий Рим, но не Рим Италийский, а Византия.

Тут вам не «Сенат и народ Рима», а – «Государь и бояре», а еще вернее – «Государь и личная канцелярия его Императорского Величества», – вот что стояло и стоять, видимо, долго будет и на практике, и в сознании народном на самом острие российской «вертикали власти»…

Но вернемся в XVІІ-XVІІІ века, породившие Великие буржуазные революции и Великие революционные мифы… Особенно много самых невероятных мифов создала Французская революция 1789–1794 годов. Причины, послужившие началом революции, мифологичны. Революционеры охотно рассказывали, что народ «при короле» голодал, в то время как королевский двор тратил невероятные суммы на наряды королевы, придворных дам и мадам Помпадур лично.

В действительности же Франция XVІІ-XVІII веков была передовой и сравнительно сытой страной Европы. Стремление к революционным переменам подсказано было замедлением темпов как социально-экономического, так и политического развития. Рост экономики к 1780-м годам несколько замедлился, ожидания людей оказались обмануты. Кто виноват? Разумеется, король! Официальная власть всегда бывает «виновата», если ожидания подданных не сбываются.

Конец XVIII века – классическое время финансовых «пирамид», часто полугосударственных, типа российских ГКО. Это время разорившихся буржуа, обедневших рантье, недополучивших свое пайщиков и акционеров. Вся эта масса бурлила и жаждала реванша. Но к народу ее отнести очень трудно.

Собственно, об этом известно уже давно – но только исключительно узким специалистам [53] Назаретян А. П. Антропология насилия и культура самоорганизации. М., 2007. . А большинство людей уверены, что революция началась чуть ли не с сотен тысяч умерших от голода.

Кстати, король Франции сам выступал перед Национальным собранием, предлагал широкий план реформ, в том числе радикальную земельную реформу.

Национальное собрание возмутилось: дворяне и духовенство поняли, что у них реально могут отнять собственность. То же самое происходило всякий раз в России, начиная с Екатерины II и далее без исключений до Александра II, когда «просвещенный монарх» пытался продвинуть в истеблишменте идею отмены крепостного права.

Александр II решился на эту реформу, о необходимости которой говорили совершенно серьезно и его батюшка Николай, и его дед – непоследовательный либерал (особенно в молодые годы).

А. Харламов «Александр II». 1874 г.

Один из самых положительных самодержцев в российской истории. Проводя столь необходимые для страны реформы, стал «своим среди чужих, чужим среди своих»