Геннадий Прашкевич - Красный сфинкс

«Летел гусь над тундрой, – такими словами заканчивается „Белый мамонт“. – Увидел – человек у озера сидит. Сел рядом на берегу, долго на человека смотрел, ничего в нем не понял и полетел дальше».

Порой Геннадия Прашкевича упрекают в том, что он чрезмерно увлекается постмодернистской бессюжетностью и хаотичным нагромождением событийных отпечатков, слабо между собой связанных. На самом деле абсолютно все его произведения довольно жёстко структурированы и безупречно внутренне логичны. Конечно, не всегда эта логика лежит на поверхности, не все реминисценции прочитываются с наскока, но автор уверен, что его читатели – люди знающие и думающие. А кто сказал, что чтение – развлекательный процесс? Смыслы вещей Прашкевича надо разгадывать и интерпретировать. Очень трудно однозначно идентифицировать жанр его произведений. Прашкевич соединяет в них, казалось бы, несоединимое. Прекрасный страшный мир, населённый обожаемыми автором уродами в пересыпанной поэтическими цитатами, даже названной строками из Блока повести «Дыша духами и туманами»; бесчеловечность естества и сладостность виртуальности в откровенной «Божественной комедии»; болезненное произрастание грядущего из такой обыденной и такой трагической повседневности в повести «Нет плохих новостей из Сиккима» (в одном из персонажей я с изумлением узнал себя); генетические проблемы ближайшего будущего в «Русском струльдбруге». Петербургский писатель Александр Житинский, заместитель главного редактора журнала «Полдень, XXI век», где был впервые опубликован «Струльдбруг», впечатлённый прочтением этой «фантазии в режиме онлайн», саркастично резюмировал: «В наше переломное время достаточно было прожить всего-то полвека, чтобы в полной мере почувствовать себя струльдбругом, чтобы, шагнув из двадцатого в двадцать первый, перестать понимать язык молодых и все революционные нововведения – и не потому, что они так уж сложны и непонятны, а потому что не надо». Тем не менее, Прашкевич заканчивает эту повесть на оптимистической ноте, его струльдбруг будет жить ради нового человечества.

Создавая роман «Царь-Ужас» (2002), Геннадий Прашкевич опирался на реальные факты. Прототипами героев романа стали художник Амедео Модильяни, поэтесса Анна Ахматова, марсовый матрос Юшин, единственный оставшийся в живых с броненосца «Орел», потопленного японцами в Цусимском сражении. И другие персонажи не выдуманы – Семён Михайлович Будённый, чекисты с «Челюскина», сосланные на север московские евреи-радиолюбители, даже фашистские асы… «Воображение у меня развито слабо, – смеется писатель, – всё самое интересное я обыкновенно беру из жизни». Матрос Семён Юшин из японской деревеньки Иноса, где держали военнопленных, попадает в богемные кварталы Парижа начала прошлого века, потом в сталинские лагеря, потом в лагеря фашистские, и в конце концов – в мрачное постапокалиптическое будущее, в котором наши потомки, страдая от острого сенсорного голода, превращают бывшего марсового в «экспонат Х» – одновременно и в носителя, и в единственный объект мирового искусства. Виной всему татуировка на его спине: несколько стремительных линий… обнажённая египтянка… Так называл любимую женщину Амедео Модильяни… Интересен язык Прашкевича. Многократное, почти навязчивое повторение интуитивно найденной ключевой фразы или слова задает его повествованию какой-то колдовской, шаманский ритм…

Самый значительный на данный момент фантастический роман Геннадия Прашкевича – футурологическая утопия «Кормчая книга» (2004), получившая главный приз Международной Ассамблеи фантастики «Портал-2004». Это широкое полотно, показывающее несколько срезов предполагаемого будущего. Срезов, разделённых многими и многими столетиями. Кормчими книгами назывались на Руси в XIII веке сборники церковных и светских законов. «Кормчая книга» Геннадия Прашкевича – своеобразный свод законов будущего мира. Всматриваясь в грандиозную тень, падающую в наше время из предполагаемого будущего, писатель делает смелую попытку спрогнозировать развитие мирового социума, рассказать о предстоящих глобальных переменах, опираясь на открытый героем романа закон исторической спирали – периодическую повторяемость форм организации общества. Не ограничиваясь рассмотрением прямолинейно-поступательного вектора развития человечества, писатель демонстрирует сразу несколько вероятных вариантов развития событий, предупреждает о чудовищных катастрофах и общемировых проблемах, ожидающих земную цивилизацию, пытается подсказать возможные выходы из тупиковых ситуаций, оперируя при этом потрясающим количеством персонажей и квазидокументов…

Обращаясь к прошлому и будущему, писатель не забывает о настоящем. Последний его роман «Деграданс» (2007), написанный совместно с московским фантастом Алексеем Калугиным, посвящён острейшим проблемам современности, в частности, тому, насколько грязно могут быть использованы возможности, предоставляемые нынешним стремительным развитием информационных и телекоммуникационных технологий. Масс-медиа, тенденциозно расставляя акценты, распространяя лишь часть правды, беззастенчиво предоставляя карт-бланш трансляциям сомнительных шоу и смакованию патологических подробностей жизни психопатов, преступников и гламурных подонков, размывают и без того нечёткие нравственные ориентиры общества. Цитата из романа: «Общественным мнением в России руководят те, кто дорвался до денег». Конечно, сваливать всю вину за нынешний моральный «деграданс» на средства массовой информации не есть правильно. Но свою долю ответственности (и немалую) масс-медиа, безусловно, несут. Всегда ответственны и творцы. Ратуя за свободу самовыражения, не должно им забывать о морали и свободе других. Наверное, авторы романа хотели сказать именно об этом.

Кстати сказать, напечатан «Деграданс» в журнале Бориса Стругацкого «Полдень, XXI век», с которым Геннадий Прашкевич в последние годы сотрудничает весьма активно. Борис Стругацкий так отзывается о своём постоянном авторе: «С кем сравнить Геннадия Прашкевича? Не с кем. Я бы рискнул добавить: со времен Ивана Антоновича Ефремова – не с кем. Иногда кажется, что он знает все, – и может тоже все. Исторический роман в лучших традициях Тынянова или Чапыгина? Может. Доказано. Антиутопию самого современного колёра и стиля? Пожалуйста. Вполне этнографический этюд о странном житье-бытье северных людей – легко, на одном дыхании и хоть сейчас для Параджанова. Палеонтологические какие-нибудь очерки? Без проблем! Фантастический детектив? Ради бога! (И отнести его в „Полдень“, и там его оторвут с руками и пустят с колес в ближайший же номер…) Многообразен, многознающ, многоталантлив, многоопытен – с кем можно сравнить его сегодня? Не с кем! И не надо сравнивать, пустое это занятие, – надо просто читать его и перечитывать».