Геннадий Прашкевич - Красный сфинкс

Неожиданную смерть инженера-агронома объяснила заметка в газете.

«Ученый инженер и агроном Исаак Григорьевич Матиссен, что умер на днях, как то известно читателям, – было написано в газете, – изобрел такие мысли, что они сами по себе могли кидать метеоры на землю. Перед смертью, когда тело его было горячо, Исаак Григорьевич говорил мне, что он и не то еще будет делать. Американский корабль утонул тоже по его власти. А я, – писал селькор Петропавлушкин, – ему отсоветовал так отягощаться бедой. Но он насмеялся над здравым смыслом полунаучного человек (я имею степень помощника агронома по полеводству). И вот я уверился, что млечный Путь лопнул от мыслей Исаака Григорьевича. Смешно говорить, но он умер от такого усилия. У него жилы лопнули в голове и произошло кровоизлияние. Кроме Млечного Пути, Исаак Григорьевич навеки испортил одну звезду и совлек Солнце с Землею с их спокойного гладкого пути. От этого же, я так думаю, и какая-то планета отчего-то прилетела на Камчатские полуострова. Долой злые тайны и да здравствует сердечная наука!»

А Егор Кирпичников, думая о событиях, в которые был вовлечен, увидел во сне некую роскошную книгу, где на середине открытой страницы было написано: «Жизнь – порочный факт, каждое существо норовит сделать такое, чего никогда не было и не будет. Поэтому многие явления живой природы необъяснимы и не имеют подобия во вселенной. Так умирающий электрон, ища в эфире труп своей невесты, может стянуть к себе весь космос, сплотить его в камень чудовищного удельного веса, а сам погибнет в его каменном центре от отчаяния, масштаб которого подобен расстоянию от Земли до Млечного Пути. Пусть тогда догадается ученый о тайне небесного мертвого камня! Пусть родится мозг, могущий вместить чудовищную сложность и страшную порочную красоту вселенной!»

Природа таланта Андрея Платонова такова, что, читая его книги, невольно начинаешь сомневаться, говорит ли он все это всерьез или посмеивается? Впрочем, заключительная глава «Эфирного тракта» вовсе не воспринимается как шутка. В самом деле, почему бы и не выращивать руду посредством такого специального эфирного тракта? «Половину экспериментальной залы занимало блестящее тело, – так описывал некий экспонат в „Эфирном тракте“ корреспондент „Известий“. – По рассмотрении это оказалось железом. Форма железного тела – почти правильный куб. Непонятно, каким образом такое тело могло попасть в залу, так как существующие в ней окна и двери позволяют внести тело размером не больше половины указанных. Остается одно предположение – железо в залу ниоткуда не вносилось, а выращено в самой зале. Эта достоверность подтверждена журналом экспериментов, лежавшим на том же столе, где и рукопись. Рукою Г. М. Кирпичникова там записаны размеры подопытного тела: „Мягкое железо, размером… оптимальный вольтаж“. Дальнейших записей в журнале не имеется. Таким образом, в течение 2–3 часов железо в объеме увеличилось в 100 раз. Такова сила эфирного питания электронов… В зале стоял какой-то ровный и постоянный шум, – продолжал корреспондент. – Осветив залу, наш сотрудник обнаружил некое чудовище, сидящее на полу близ железной массы. Рядом с неизвестным существом лежали сложные части разрушенного прибора, как бы пережженные вольтовой дугой. Животное издавало ровный стон. Корреспондент его сфотографировал. Наибольшая высота животного – метр. Наибольшая ширина – около половины метра. Цвет его тела – красно-желтый. Общая форма – овал. Органов зрения и слуха – не обнаружено. Кверху поднята огромная пасть с черными зубами, длиною каждый по 3–4 сантиметра. Имеются четыре короткие (1/4 метра) мощные лапы с налившимися мускулами; в обхвате лапа имеет не менее полуметра; кончается лапа одним могущественным пальцем, в форме эластичного сверкающего копья. Животное стоит на толстом сильном хвосте, конец которого шевелится, сверкая тремя зубьями. Зубы в отверстой пасти имеют нарезку и вращаются в своих гнездах. Это странное и ужасное существо очень прочно сложено и производит впечатление живого куска металла. Шум в лаборатории производил гул этого гада: вероятно, животное голодно. Это несомненно, искусственно откормленный и выращенный Кирпичниковым электрон… В заключение редакция поздравляет страну с новой победой научного гения и радуется, что эта победа выпала на долю молодого советского инженера. Искусственное выращивание железа и вообще размножение вещества даст Советскому Союзу такие экономические и военные преимущества перед остальной, капиталистической частью мира, что если бы капитализм имел чувство эпохи и разум истории, он бы сдался социализму теперь же и без всяких условий. Но, к сожалению, империализм никогда не обладал такими ценными качествами».

«Платонов был мягок в общении, – вспоминал писатель Федот Сучков, – не любил никаких деклараций, говорил низким голосом, иногда от нахлынувшего чувства сминал слова, доносил не мысль, а эмоцию. Он жил небогато, ходил в одном и том же костюме и том же синеватом плаще, много писал и любил читать вслух».

В 1927 году Андрея Платонова отозвали в Москву, там он некоторое время работал на выборной должности в ЦК профсоюза работников земли и леса, затем старшим инженером в Наркомземе. В издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Епифанские шлюзы». Через год – «Сокровенный человек», а в издательстве «Федерация» – «Происхождение мастера». Множество рассказов (среди них и фантастические) затерялось в газетах тех лет: «В звездной пустыне» («Огни», Воронеж, 1921), «Ерик», «Приключение Баклажанова», «Потомки Солнца» («Воронежская коммуна», 1921–1922), «Тютень, Витютень и Протегален» («Зори», Воронеж, 1922), «Сатана мысли» («Путь коммунизма», Краснодар, 1922), «Немые тайны морских глубин» («Репейник», Воронеж, 1923). Герои Платонова неустанно ломали головы над самыми невероятными тайнами превращения неживого в живое, о проблеме бессмертия, о грядущей реконструкции земного шара. Кстати, удивительная главка сохранилась от утерянного в свое время романа «Путешествие из Ленинграда в Москву в 1937 году»: там заключенный в темных сумерках тесной камеры рассматривает звездное небо, нарисованное им по памяти на влажной каменной стене…

При всей своей внутренней тяге к мировым проблемам Андрей Платонов никогда не принимал «чистого символизма». «Он (Платонов, – Г.П.) переносит его феерию, – писал В. Каверин, вспоминая разговор, связанный с „Алыми парусами“ Грина, – со сцены в зрительный зал, из морской дали, в которой показывается корабль с алыми парусами, в обыденность, в мир „дрожащих, нуждающихся, но абсолютно прекрасных человеческих сердец“. Ради „объективности“ он представляет себе Ассоль не в деревне Каперне, одетой „покрывалами воздушного золота“, а в Моршанске. Он подчеркивает, что капитан Артур Грей происходит из богатой семьи, и упрекает его за то, что он любит перевозить на своем корабле кофе и чай, а не мыло и гвозди. И, наконец, пересказывая историю деревенской девушки Ассоль, окончившуюся так счастливо, он горько сожалеет о других жителях деревни. Бедный народ деревни увидел образ плывущего счастья в виде корабля под алыми парусами. Но деревенские люди знали: это счастье плывет не за ними, и действительно, лодка с корабля взяла к себе одну Ассоль».