Марина Цветаева - Тетрадь вторая

5) Св. Георгий — покровитель Москвы и белых войск. Ему я своего будущего сына тогда, в Москве, посвятила. Имянины мальчика будут 23-го апреля, в Егорьев день — когда скот выпускают и змеи просыпаются — в Георгиев день — праздник Георгиевских кавалеров. Георгий — символ Добровольчества. (Одна чекистка — в 1922 г. — мне (была перехвачена та почта) — «Почему они все — Жоржики?» — «Не Жоржики — а Георгии!»)

6) и главный (все главные!) довод: — Назвав его Борисом я бы этим отреклась от всего будущего с Б. П. — Простилась бы. — Так, за мной остается право.

7) легче уступить, чем настоять.

Девиз своему сыну я дарю:

Ne daigne! [116] Не снисхожу (не снисходи) (фр.).

Неожиданно осенило за несколько дней до его рождения, применительно к себе, без мысли о нем. (М. б. он во мне — мыслил?) Девиз, мною найденный и которым счастлива и горда больше, чем всеми стихами вместе.

Ne daigne — чего? Да ничего, что — снижает: что бы оно ни было. Не снисхожу до снижения (страха, выгоды, личной боли, житейских соображений — и сбережений).

Такой девиз поможет и в смертный час.

Внешность — аккуратная светлая голова, белые ресницы и брови, прямой крупный нос, чуть раскосые, с длинным разрезом средней величины стально-синие глаза, рот с сильно-выступающей припух<���лой?> верхней губой, острый подбородок. Руки с чудесными глубокими линиями жизни, ума и сердца. Глубока и сильна линия дарования (на левой руке — от четвертого пальца вниз).

Общее выражение: добродушное, милое. Ни секунды не был красен. Все говорят: красавец. (М. Н. Лебедева [117] Лебедева (урожд. Баронесса Спенглер) Маргарита Николаевна (1885 — 1958) — по профессии врач; жена видного деятеля партии эсеров, одного из редакторов «Воли России» В. И. Лебедева. : — «Таким маленьким красивыми быть не полагается».) Красивым не назову, но — мой: сердце лежит!

Через лоб — огромный и совершенно-законченный — ярко-голубая жила: Zornesader. [118] лобная артерия (букв.: жила гнева) (нем.).

Уменьшительные: Егорушка и чешское Иржик (был у чехов такой король) — на память о Чехии.

Приданое великолепное: ни одной вещи купленной: сплошь подношения! Меньше всего пеленок, больше всего кофточек: не шутя — штук 50! Этим обилием — устрашена.

Есть раздвижная американская коляска — для когда постарше — купленная за 50 крон у каких-то русских.

В<���оля> Р<���оссии> подносит ему настоящую, с верхом. — Письмо приведу. — Пока спит в андреевской бельевой корзине. Есть ванна (одолженная). Есть — всё. Ни один мой ребенок так не был встречен. Дай Бог РОСТУ и ВЕКУ!

В вечер дня его рождения актер Брэй [119] Александр Александрович Брей (? — 1931) — актер и режиссер; происходил из семьи обрусевших англичан. (редкий и страстный знаток стихов и такой же поклонник Пастернака) читал в Чешско-Русской Едноте мои стихи, в частности «Посмертный марш» и «Новогоднюю».

Третий день как встала. Чую, что скоро будут стихи.

(Помню как ни за что не хотела выходить на волю. «Да Вы — выйдите, погода чудная» — и т. д. Как под теми или иными, вовсе не моими — предлогами: слабость, усталость, не знаю чего — оттягивала. Мне казалось просто немыслимым — перешагнуть порог. И диким, что никто этого не понимает. Точно так просто — взять и выйти.

Нежелание выходить из <���пропуск одного слова> круга чрева.)

— Счастливый мальчик! Весной родился! (докторша Романченко, как я чувствовавшая 1-ое февраля — весною. А какая тогда бушевала метель!)

Третий день как встала. Чую, что скоро будут стихи.

С спокойствием кормящей

Лирическое млеко

(Состав: ревность, гордость, обида, пр. Всякими ядами.)

— не молоко:

Чистейшее вдохновение!

Мысль: (NB! Я всё, что не стихи, тогда называла мыслью. А м. б. так и есть — у меня?)

Никогда я так не чувствовала отдельности души от тела, как этот год. Душа моя живет не во мне, а вне. Она меня зовет. ( — Wo bleibst Du denn? [120] Где же ты? (нем.) ) Совсем не удивилась бы, встретив ее на улице. — «Ты похожа на мою душу».

А что такое тело (я)? Тело — опустелый дом души, сознание отсутствия ее, тело: тоска по душе.

(NB! a чем тоскуешь?)

Душа — охотник, охотится на вершинах, за ней не угонишься. Моя тяга в горы (физическая!) только желание <���пропуск одного слова>. День встречи с моей душой был бы, думаю, день моей смерти: непереносность счастья.

Живу как сомнамбула: ем, пью, перекладываю, кормлю. И вечная посуда. И соринки, которые подбираю. Нужно это моей душе? Нет. Точно меня кто впряг — и везу. И совсем не хочу прислуги. Всякая относительность отношения — и существования — для меня — оскорбление. Tant pis — tant mieux. [121] Чем хуже — тем лучше (фр.) И обратно. Это не лечится из капéльниц. Сама жизнь — болезнь. Всякая.

А может быть, если бы я как В<���олкон>ский брала билет на пароход в Тунис, я говорила бы иначе.

У меня по отношению к себе (душе и телу) — садизм. (NB! ненавижу медицинские термины. Всё нужно иносказывать.) Желание загнать насмерть. «Надорвалась, кляча!» (К. И.)

Живу, везу. Но глаза весь день полны слез и что-то внутри так натянуто, как ни одна струна ни под одним смычком. Так только жилы натягиваются — на дыбу.

18-го февраля 1925 г.

А стихов нет. (Как Аля в детстве: «Стихи устали». Конечно устали — биться и разбиваться в дребезги — о посуду, qui, elle, reste intacte. [122] которая остается целой и невредимой (фр.) Я глиняную миску больше берегу!) Вспоминаю Жан-Кристофа и ту музыкальную лавину вместе с Foehn’oм. [123] Речь идет об эпизоде в финадьной части девятой книги («Неопалимая купина») романа Р. Роллана «Жан-Кристоф». Foehn (Föhn) — фён, теплый сухой ветер.

Большая головная усталость — д. б. от бессонных ночей. Для других я еще — Кастальский ток, для себя —

Бывало — и проходило (приходили). И, конечно, — пройдет (придут). Но сейчас без них тяжело, просто — доказательство несуществования.

(NB! Всё это накануне Крысолова. Если б знать! 1933 г.)

У погоды и времени года

Память собственная, за нас

Помнящая...

Нет забывчивей моей | крови...

нашей |

Я не помню, но что-то помнит...

Та весна окликает эту

(Иль сия окликает ту?)

Невозвратна как время

Но возвратна как вы, времена

Года...

Равнодушна как вечность,

И пристрастна как первые дни