Марина Цветаева - Тетрадь вторая

(Продолжение Крыселова: гимн пуговице.)

Волосы вверх, как у музыкантов,

Гениев, прощалыг...

И была доброта в той руке...

(NB! — чьей? 1933 г.)

Запись:

Сыну своему я пожелаю быть, как я, произведением природы, а не искусства.

Демон

Шуман

(Об утрачиваемости первоначального смысла больших имен. Шуман — (Schumann) — башмачник, а звучит как шум потоков — как оно и есть. Особенно для русских.

Кто же сейчас думает, что Пушкин — от пушки, Некрасов — от некрасивости, Фет — от fett [128] жирный, тучный (нем.) , <���фраза не окончена>

Мысль:

Влияние далекого современника уже не влияние, а сродство. Для того, чтобы, напр., Генрих Гейне (1830 г.) повлиял на меня (1930 г.) нужно, чтобы он заглушил во мне всех моих современников, он — из могилы — весь гром современности. Следовательно, уже мой слуховой выбор, предпочтение, сродство. Не подчинение, а предпочтение. Подражатель не выбирает.

50 гр. воды, 50 гр. молока, неполную чайную ложку манной крупы, варить 5 мин.

Два раза в день по две ложки.

(Здесь начинается манный прикорм Георгия. Шесть недель. Переносит отлично.)

Мысли и строки

(Борису)

Мы встретимся как покойники

Не иметь уже права дарить (брак), не иметь уже права терять (нищета). В обоих случаях ничто не твое, в первом — ни улыбки, во втором — ни копейки.

А главное (нищета) масса лишнего хламу, который не имеешь права выбросить.

Удивляюсь любящим землю как лучшее мыслимое, ничего кроме нее не желающим. «Не желаем, потому что не знаем». А я желаю, потому что знаю. Мое желание и есть знание. Если не нравится эта — значит, есть другая. Не было бы другой — нравилась бы эта. (Заложенность другой — внутри.)

И еще: у меня к земле в лучших ее случаях неизменное: се n’est que ça? [129] и только? (и это всё?) (фр.) (Лучший ее случай — <���пропуск одного слова>.) В лучших ее, потому что музыка, небо — иногда любовь — не ее (случаи), иной земли — законы.

(NB! А материнство? А природа? — Додумать. — 1933 г.)

«Вот моя деревня,

Вот мой дом родной» — [130] Начальные строки ст-ния И. З. Сурикова «Детство».

что касается меня — я всегда предпочту родной «деревне» — чужой «город», своему маленькому — чужое большое. (А разве есть свое маленькое и, главное, разве есть чужое большое?)

Что же касается деревни и города — Дольние Мокропсы поныне предпочитаю Парижу. Там были гуси — и ручьи — и вдоль ручьев дороги — и красная глина из которой Адам, красная глина как на Кубани, где я никогда не была — и тот мой можжевеловый кипарис (Борис <���фраза не окончена>

Таруса — Langackern — Коктебель — Мокропсы (Вшеноры) — вот места моей души. По ним — соберете.

В Париже (живу восемь лет) и тени моей не останется. Разве что на Villette (канал, первый Париж...). 1933 г.

Сравнение: курит как цыганка.

Запись:

— «Чего только ни сделаешь, чтобы они не плакали!»

Это у женщин распространяется и на мужчин.

(Первая глава Крыселова закончена 29-го марта 1925 г. — Писала ровно месяц.)

Попытка 1-ой главы нáчисто

крыселов

— Теперь о Крыселове. Так и напечатали в Воле России — Крыселов. Редактора друг другу: — Но почему Крыселов? Разве Крыселов? Наверное ошибка, описка... Но нет: — везде. М. б. М. И. так больше нравится? И только один Сталинский, безапелляционно: «Раз у М. И. Крыселов — значит Крыселов и есть. М. И. не может ошибиться. Значит мы все ошибаемся».

Так и оставили. Так и стояло в (кажется мартовском) № Воли России: КРЫСЕЛОВ.

Потом — началось. Главный редактор — лютый старичок Лазарев [131] Лазарев Егор Егорович (1855 — 1937) — в молодости народник, затем эсер; эмигрант с большим дореволюционным стажем. Был издателем (а не главным редактором). : — «Товарищи, мы опозорились». И все знакомые: — В чем дело?

Дошло до словаря (с него бы нужно было начать!). КрысОлов. Я: — Ошибка. Смотрим в другом: КрысОлов. Во всех словарях Праги, Вшенор и Мокропсов (Дольних и Горних) — КРЫСОЛОВ.

— Но, господа, в чем же дело?

— Не знаем. — Вам знать.

— Но я была уверена... голову на отсечение... я и сейчас так слышу... м. б. потому что крысы — гнусность, а так: селов — еще гнуснее? А м. б. от: мышеловка? — и т. д.

Следующая глава уже была: КРЫСОЛОВ. Но позорище мое д. с. п. в №-ном количестве экз<���емпляров> — по белу свету — да, и в России! — Воля России № III март.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА — КРЫСЕЛОВ

И эсеры — до сих пор не забыли! И сейчас, восемь лет спустя:

— А помните, М. И., как Вы нас тогда всех подвели с КрысЕловом? Мы все были уверены, только один Евсей Александрович:

— Раз М. И. — так и есть.

(Первая глава крыселова «Город гаммельн» закончена 19-го марта 1925 г. 1 — 19 марта 1925 г.)

Записи: (20-го — 22-го марта 1925 г.)

Ценность книги я измеряю срочностью необходимости выписки. Если нечего выписать, или — есть что, но время терпит, она мне не нужна.

Чтобы необходимость жгла руку, а карандаш — бумагу.

Теперь у меня есть всё: дом — любовь — Мечта — воспоминание.

— «Eh bien! abuse. Va, dans ce monde, il faut être un peu trop bon Dour l’être assez». [132] «Что ж! злоупотребляй <���моей добротой>. В этом мире нужно быть немножко слишком добрым, чтобы быть добрым достаточно» (фр.).

(Гениальное слово Marivaux)

— Комедийный писатель, а какая грусть! Почти — Христос.

— Нечего сказать — «marivaudage»! [133] вычурный слог, жеманство (фр.)

Б. П., когда мы встретимся? Встретимся ли? Дай мне руку на весь тот свет, здесь мои обе — заняты!

Б. П., Вы посвящаете свои вещи чужим — Кузмину [134] М. А. Кузмину Пастернак посвятил свою повесть «Воздушные пути». и другим, наверное. А мне, Б<���орис>, ни строки. Впрочем, это моя судьба: я всегда получала меньше чем давала: от Блока — ни строки, от Ахматовой — телефонный звонок, который не дошел и стороннюю весть, что всегда носит мои стихи [135] Цикл ст-ний «Стихи к Ахматовой». при себе, в сумочке, — от Мандельштама — несколько холодных великолепий о Москве [136] «На розвальнях, уложенных соломой…», «Не веря воскресенья чуду…», «В разноголосице девического хора…». (мной же исправленных, досозданных!), от Чурилина — просто плохие стихи (только одну строку хорошую: Ты женщина, дитя, и мать, и Дева-Царь), от С. Я. Парнок — много и хорошие [137] «Следила ты за играми мальчишек..» и «Смотрят снова глазами незрячими…» , но она сама — не-поэт, а от Вас, Б. П. — ничего [138] Впоследствии Пастернак посвятил Цветаевой — при ее жизни — четыре ст-ния. .