Алексей Иванов - Уральская матрица

Уральцам незачем было мотаться по свету. Они обрели свой ресурс очень рано. И ландшафт позволял уральским социумам поделить ресурс и разграничить территории по естественным рубежам: по рекам и по горным хребтам. А, разграничившись, мгновенно «окуклиться» какой-нибудь «страной». Или археологической культурой. Конечно, случались междусобойные «разборки», вроде войны угров и финнов в начале II тысячелетия нашей эры. Тогда была уничтожена неволинская археологическая культура, а предки вогулов-манси выбили предков коми-пермяков с Чусовой и Сылвы. Но такой передел не был пассионарным «выплеском». Археологические памятники хранят следы пожаров, а последние могилы уходящих выкопаны прямо на брошенных городищах. Это следы трагедии, а не романтического порыва за горизонт.

Какой ресурс обрели уральцы? В поиске ответа не придётся шарить по всем углам. Этот ресурс — металлургия. Для нас она уже привычное дело, а в древности металлургия наверняка была уральским «чудом преображения». Не случайно первыми металлургами стали шаманы. «Чудо преображения» и есть тот эксклюзивный ресурс, то ноу-хау, на основе которого какое-то сообщество — племя или народ — могло вдруг «окуклиться» собственной отдельной «страной».

Пример — иткульская археологическая культура. Иткульцы были народом-металлургом. Это их копи изрыли знаменитую Медную гору, указав русским месторождение медной руды и малахита. Иткульцы «сели» на медные поля и никуда с них не сдвигались. Они стали «буфером» между северными добытчиками пушнины и южными скотоводами. Но не смешались ни с теми, ни с другими, потому что «замкнулись» на территории, в недрах которой и лежал их ресурс.

Не подпускать чужаков к ресурсу — свойство архаического мышления. Идол тоже был ресурсом, ведь у него можно выпросить и дождь, и удачу. Поэтому идолы стояли на тайных святилищах, дорогу к которым знали только избранные. Только свои. Чужакам грозили смертью. Христианам в христианской стране прятать храм немыслимо. В язычестве также немыслимо выставлять святилище на всеобщий доступ — страждущие выпотрошат бога своими просьбами. А чужаки и вовсе могут его спереть, как русские хотели спереть Золотую Бабу.

Народы-пришельцы, очутившиеся на Урале, быстро усваивали эту нехитрую мысль. И арии тоже замкнулись в Стране Городов, ведь у них было своё ноу-хау, свой эксклюзивный ресурс: колесницы и печи-колодцы. Примерно в то же время, что и арии, севернее Страны Городов появились племена турбинской археологической культуры. Турбинцы шли ариям навстречу: с Байкала и Алтая. Их «эксклюзивом» были кони и бронза. Турбинцы замкнулись не хуже ариев: не смешавшись с местными, они пожили-пожили и ушли дальше — до Балтики.

Ресурс уральцев таился в недрах земли, а ландшафт помогал его сберечь. Потому уральцы и сидели на своих горах, как приколоченные. Разнообразие этносов помогло быстрее уяснить выгоды «сепаратизма», и тяга к нему вошла в «уральскую матрицу». А уж потом началась эволюция понимания «ресурса» и понимания «сепаратизма».

Урал — земля неплодородная. На Урале пашни не прокормят большой народ. Потому актуальность ресурса была выше, чем где-либо. Если утратишь свой ресурс — медь это, пушнина или соль, не важно, — то грозит уже не прозябание, а вообще голодная смерть. А защитить свой ресурс можно только воинской силой. И оформление собственных государств на Урале шло быстрее, чем в Сибири. Когда «на Камень» пришли русские, здесь уже были местные княжества. Правда, куда более архаичные и малолюдные. Тем не менее, они простояли под ударами русских дружин два века.

Разнообразие ресурсов и малолюдство «оформили» Урал как мозаику раннегосударственных образований, мозаику малых этносов. Выстоять против супер-этноса уральцы не могли. С одним супер-этносом им повезло: конным монголо-татарам «не глянулись» непроезжие уральские леса, а потому Золотая Орда предпочла союзнические отношения, обязав уральцев платить дань — харадж. Но вот русский супер-этнос был пешим и речным. И он накрыл собою Урал со всей чересполосицей его народцев.

Под супер-этносом поменялось и понимание «сепаратизма». «Сепаратизм» — это в первую очередь приватизация ресурса, а вовсе не государственный суверенитет. Приватизация ресурса и есть «держава в державе». Для неё и нужно выстроить особые отношения с верховной властью супер-этноса — с Москвой и царём, с Петербургом и императором. Однако яснее уральцев это понимали сами пришельцы — русские. Они и оттеснили коренных уральцев.

Оттеснили, но не истребили. Оставили им наиболее трудоёмкие сферы деятельности — охоту, добычу пушнины, оленеводство. Поневоле коренные уральцы на своей земле вдруг стали «инородцами» и очутились в глухих северных лесах. С ресурсом ошиблись и башкиры. На практичном Урале они почему-то решили, что их главный ресурс — ислам. Видимо, сработала горячка неофитства. И на башкирские земли поползли горные заводы, а башкиры всё дрались под зелёным знаменем газавата, не понимая, что для супер-этноса недра важнее веры. Храм (а в данном случае — мечеть) можно поставить и потом: сначала же надо заполучить землю. Об этом догадался первым только Муртаза Рахимов, «за науку» поклонившись Салавату «мавзолеем» в Малоязе.

Пермь Великая и Сибирское ханство оказались «государствами-ошибками». Они заполучили свой ресурс — пушнину. В средневековье пушнина была одной из мировых валют наравне с золотом, драгоценными камнями и специями. Но, овладев этим ресурсом под полой супер-этноса, нельзя было строить отношения с супер-этносом как равный с равным. Карман не может быть равнозначен всему тулупу, даже если денег в нём хватит на десять других тулупов. Для своего хозяина карман не имеет права быть зашитым. И хозяин не потерпел строптивости.

Совсем иначе повели себя Строгановы. Их кошель был открыт для любого русского царя. И Строгановы получили свободу рук, чтобы наполнять этот кошель. Со Строгановых начинается политика «невидимых ниток», крепко связывающих уральские «внутренние империи» напрямую с главой государства — поверх всей прочей России. Потому что земные богатства — это только пол-ресурса. Целый ресурс — это земные богатства плюс милость государя. А милость государь оказывает тогда, когда это дешевле капиталовложений.

Эпоха рубежа XVI–XVII веков выявила эту тенденцию во всём объёме. Жалованными грамотами Ивана Грозного Строгановы обрели земли, сравнимые по площади с европейским государством. Зато Грозный избавился от расходов на войну с сибирскими татарами. И Ермак «поклонился Сибирью» именно царю — чтобы его поход стал «легитимен», а с его воинов сняли опалу. Грозный легко оказал Ермаку эту милость — потому что она была «с предоплатой». Борис Годунов объявил Бабиновскую дорогу «государевой» и сделал Артемия Бабинова её главным «менеджером» — и больше у него не болела голова за Сибирский тракт.