Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №7 за 2003 год

Поразительно, что Кшесинская (как, впрочем, и все царское семейство), будучи осведомленной о положении в стране гораздо больше других, надвигавшуюся революционную грозу заметила слишком поздно. Хоть и старалась делать вид, что живет интересами государства. Когда началась война, открыла собственный лазарет на 30 коек для раненых солдат, два года щедро его содержала, даже на театр военных действий съездила. Убийство Распутина восприняла как чудовищное преступление перед царской семьей. Отречение государя просто не умещалось в ее голове: как такое допустил верноподданный народ? А революционные массы заметила только в момент, когда шальные пули в ее зимнем саду побили стекла…

Лишившись крыши над головой и всего нажитого добра, почти полгода Кшесинская с сыном ютилась по чужим углам друзей и поклонников, пока наконец решилась уехать на юг, надеясь хотя бы там укрыться от всяких потрясений. В Кисловодске их ждал князь Андрей (раньше перебравшийся туда с матерью и братом), там же оказалось и множество петербургских знакомых. Потом вместе с Добровольческой армией, которая то наступала, то сдавала большевикам завоеванные позиции, Кшесинская с потоком беженцев попала в Тамбиевский аул, добралась до Балтапашинска и осенью 1918-го наконец осела в Анапе.

Во время этих мытарств Матильда Феликсовна узнала о гибели великого князя Сергея Михайловича и с тех пор винила в его смерти себя – он слишком задержался в Питере, хлопоча об имуществе Кшесинской, был увезен большевиками в Алапаевск и там расстрелян вместе с другими членами царской семьи. Месяц спустя разлетелась весть о расстреле всей семьи Николая II. А через два года, уже в эмиграции, князь Андрей встретился со следователем Соколовым, которому адмирал Колчак поручил провести следствие о гибели семьи государя в Екатеринбурге и убийстве членов царской семьи в Алапаевске. И Матильде передали найденный на останках князя Сергея Михайловича золотой медальон с ее фотографией. А в смерть Ники, поскольку никаких верных доказательств тому не было, Кшесинская и через много лет не хотела верить…

В Крыму Матильда Феликсовна с сыном Володей трудно, но вполне сносно прожила до конца зимы 1920 года. За это время князь Андрей сделал все возможное для примирения матери с «неформальной» женой и организовал их отъезд в эмиграцию – без обычной транзитной задержки в Константинополе, сразу до Венеции, а там уж – на собственную французскую виллу Алам.

Оказавшись в свободной стране, Кшесинская первым делом утвердила свое социальное положение: в январе 21-го она и князь Андрей венчались в Каннах в русской православной церкви. Оттуда сразу же поехали к великому князю Кириллу Владимировичу и великой княгине Виктории Федоровне, которые теперь приняли Матильду Феликсовну как «законную» жену князя Андрея, а Володю как их «законнорожденного» сына. Вскоре канцелярия главы Императорского Дома выдала Кшесинской документ о даровании ей титула и фамилии княгини Красинской.

Между тем жить княжеской семье в эмиграции было не на что. На первое время эту проблему удалось разрешить, заложив капдайскую виллу, но вырученные деньги быстро кончились. И Матильда Феликсовна пришла к мысли, что ей нужно открыть свою балетную школу. Имя Кшесинской в Европе еще помнили – в свое время ей рукоплескали Будапешт, Рим, Париж, Вена… Она не ошиблась в своих расчетах: дав первый урок в студии в апреле 1929 года, через несколько лет Кшесинская принимала уже сотню учеников. Весьма помогли развитию ее балетного класса другие мастера русской сцены, оказавшиеся за границей: Тамара Карсавина, Анна Павлова, Серж Лифарь, Михаил Фокин и многие другие. Впрочем, и самой Матильде Феликсовне энергии было не занимать – решив в 1936 году официально попрощаться со сценой, Кшесинская выбрала для этой цели лондонский Ковент-Гарден и так раззадорила холодную английскую публику, что та вызывала 64-летнюю приму 18 раз!

Вторую мировую войну Кшесинская с мужем и сыном пережила во Франции без особых невзгод (число учеников в школе, конечно, сильно сократилось, однако на скромное существование хватало). Сильно поволновались лишь однажды, когда гестапо арестовало Владимира: он входил в кружок русских масонов, а для фашистов любая организация представляла потенциальную опасность. Кого-то из взятых по этому делу расстреляли, но молодой князь не пострадал, и Матильда Феликсовна считала это провидением свыше: в лагере номер Владимира был «119» – ровно 119 дней сына в заключении и продержали…

Овдовела Кшесинская в 1956 году – Андрей Владимирович скоропостижно умер на руках жены и сына. Похоронили его в форме лейб-гвардии конной артиллерии, в которой великий князь служил в России. «С кончиною Андрея кончилась сказка, какой была моя жизнь», – написала Кшесинская в своей книге. Но интерес к жизни Матильда Феликсовна сохранила на все оставшиеся ей после ухода мужа полтора десятка лет.

В 1935-м, упорядочивая заключенные после 1917 года морганатические браки, супругам монарших особ и их детям разрешено было носить титул и фамилию светлейших князей Романовских, к которым надлежало добавить вторую фамилию по собственному выбору. Об этих тонкостях мало кто был осведомлен, и когда в 1960 году в Париже и Лондоне на французском и английском языках одновременно вышли воспоминания Кшесинской, а на обложках книг было написано «Светлейшая княгиня Мария Красинская – Романовская», это породило массу кривотолков. Оригинал книги на русском языке Матильда Феликсовна послала диппочтой на адрес директора музея П.И. Чайковского, который послания почему-то не получил, а через год после смерти балерины ее рукопись вдруг обнаружилась…в Ленинской библиотеке, в отделе под удачливым для Кшесинской номером «13». А издана она в России была лишь 20 лет спустя, в 1992 году.

Когда за границей были изданы дневники Николая II, Матильда Феликсовна прочитала их со слезами на глазах: многие строки, кратко записанные ее Ники, – и в бытность наследником, и на троне были понятны только ей одной…

Она сама села за воспоминания в начале 1950-х. Память Кшесинской, несмотря на возраст, была отменной. Могла, конечно, ошибиться – написала, например, что за окончание балетного училища ее наградили Полным собранием сочинений Лермонтова, а на самом деле это был увесистый однотомник Тургенева. Но в других мелочах была предельно точна – реестр подаренных ей государем, великими князьями и прочими вельможными воздыхателями ювелирных изделий и драгоценностей поражает воображение (только раритетов от Фаберже хватило бы на роскошную музейную экспозицию).