Юлия Монакова - Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда

Потом в комнату внесли маленькую Саннину племяшку. Девочка – чудо, еще говорить не умеет, а уже вся такая из себя модница, с двумя хвостиками, браслеты звенят на крошечных ручках… Я тут же попросила, чтобы мне позволили взять малышку на руки, усадила к себе на колени и спасалась от всех любопытных взглядов тем, что утыкалась лицом в ее волосики и целовала в щечку.

Затем неожиданно отключили электричество, но посиделки продолжились как ни в чем не бывало при зажженных свечах. Мне, признаться, в темноте было значительно легче – я практически никого не видела, и можно было не переживать.

Когда наш с Санни визит подходил к концу, настал апофеоз – народ вздумал со мной фотографироваться. Это в темноте-то!!! Представляю, что там за физиономия у меня получилась при вспышке фотоаппарата в кромешной тьме! Я чувствовала себя обезьянкой в городе Сочи, с которой все отдыхающие снимаются на память как с экзотикой. Умереть была готова от неловкости… Поэтому, когда Сан-и спросил меня: «Пойдем?», я испытала просто невероятное облегчение.

Следующей по степени важности была встреча со старшим кузеном Санни, имеющим большой вес в семье и пользующимся огромным авторитетом. В семье его ласково звали «Биту-бхай», то есть «братец Биту», но боялись все этого братца – о-го-го! Он долго и придирчиво меня рассматривал, но молчал, и я не знала, что и подумать. Наконец Санни шепнул мне на ушко:

– Он хочет поговорить с тобой наедине… Я ненадолго вас оставлю! – И прежде чем я успела опомниться, вышел из комнаты.

Я обмерла от страха, предчувствуя настоящий допрос. Так оно и вышло: кузен устроил мне целый экзамен. О чем он только со мной не говорил, о чем только не спрашивал! Причем обсуждали порой такие отстраненные вещи, вроде курса доллара в России и Индии, что я недоумевала – для чего ему это? Он что, хочет проверить уровень моего английского? От волнения у меня даже сердце разболелось, но я мужественно отвечала на все его вопросы и вежливо улыбалась, давая понять, что мне очень интересна беседа.

На другой день Санни с радостью сообщил мне, что я понравилась его кузену. Поначалу, как выяснилось, тот был очень сердит на Санни и настроен ко мне заведомо недоброжелательно: что, мол, в Индии тебе хороших девушек мало?! «Да зачем мне индийские девушки, – отвечал Санни, – если я эту люблю…» Но, пообщавшись со мной, суровый Битубхай сменил гнев, как говорится, на милость. Сказал:

– Она очень милая и приятная девочка. Больше всего мне понравилось, что она стеснялась – совсем как индианка, такая скромная…

– Между прочим, – смеялся Санни, рассказывая мне об этом, – он и сам невероятно смущался, разговаривая с тобой! Он хотел расспросить тебя о наших отношениях, а вместо этого задавал какие-то посторонние вопросы – про погоду, про курсы валют, про карьеру…

Как-то одна из кузин Санни – весьма интеллигентная и образованная девушка в очках, студентка лет двадцати – затеяла со мной светскую беседу. Один из ее вопросов мне запомнился:

– Мисс Джули, так получается, что вы оставили свою профессию, работу, карьеру во имя любви?!

– Получается, так, – кивнула я. В ее глазах читался неприкрытый ужас: сама она наверняка была уверена, что никогда в жизни так бы не поступила. Подожди, девочка, подумала я в тот момент, вот влюбишься по-настоящему – тогда поймешь. И все твои прогрессивные феминистические идеи испарятся как дым… Но вслух, понятно, ничего этого я не сказала.

В целом общее единогласное мнение родственников обо мне было таковым: я очень «nice», [18]«innocent» [19]и «beautiful» [20](последнее слово они произносят как «бьюууутифуль»), что в устах индийца, видимо, считается наивысшей похвалой. Благоприятное впечатление произвели, помимо этого, мои манеры и образованность, а также познания в индийской культуре, особенно любовь к местным фильмам. Так что, можно сказать, благословение предков мы с Санни получили.

Но больше всего меня полюбила, несомненно, старшая сестра Санни. Ее звали Гульназ. Санни жил вместе с ней, ее мужем и сыном в одном доме. Семья сестры обитала на первом этаже, а Санни на втором. После свадьбы Санни намеревался торжественно перевезти меня к себе, на второй этаж, а пока что это было обычное необжитое холостяцкое жилье, поэтому все свободное время Санни проводил на первом этаже. У сестры, которая его обожала, он завтракал и ужинал, племянник души в нем не чаял, да и муж Гульназ не возражал, что здоровый, по сути, мужик все время находится в их доме.

Мы с Гульназ понравились друг другу с первого взгляда. Несмотря на то что она почти не говорила по-английски, мы отлично понимали друг друга – очевидно, на уровне подсознания. Уже в первые дни моего пребывания в Индии Гульназ спросила у Санни:

– А где Джули обычно кушает?

– Иногда в отеле, а иногда я ее в ресторан вожу, – ответил он.

Гульназ пришла в ужас, заохала и замахала руками:

– Это все нездоровая, нехорошая пища! Как же можно без домашнего-то! Вот что, отныне каждый вечер вы будете ужинать с Джули у нас, и без возражений!

В мой первый визит специально для меня Гульназ приготовила свое коронное блюдо: плов бриани с вкуснейшими мясными котлетками кебаб.

– Мне очень, очень понравилось! – восторженно сказала я, благодаря Гульназ за ужин. Та была просто счастлива услышать мою похвалу.

– А ты когда-нибудь приготовишь то же самое для меня? – лукаво ввернул Санни. Я вздрогнула. Ох, как же много существует вещей, которым мне предстоит научиться! В том числе готовить вот такие кулинарные шедевры… Смогу ли? Верится с трудом…

А затем так и повелось – каждый вечер Санни заезжал после работы за мной в отель, и мы отправлялись к Гульназ на ужин. Постепенно я стала чувствовать себя там как у себя дома – настолько это место было родным, теплым и душевным…

Гульназ привязалась ко мне всем сердцем. Иногда меня буквально вгоняли в краску ее выходки – например, она могла взять мою руку и начать ее расцеловывать, приговаривая ласково: «Бхаби…». «Бхаби» в переводе с хинди означает «жена брата», «невестка».

Когда я подарила Гульназ русскую матрешку, она пришла в дикий восторг! Она снова и снова вынимала деревянных куколок одну из другой, а затем вставляла обратно, радостно считая: «Одна… две… три… четыре… пять!» Каждому вновь прибывшему гостю матрешка демонстрировалась как чудо света.

Как-то Гульназ заметила, что у меня руки все в комариных укусах. А комары здесь противные, злющие и активные круглый год, просто ужас. Плюс у меня еще кожа очень чувствительная… В общем, Гульназ разохалась, разахалась, запричитала, обняла меня, начала целовать – жалела так, видно, а затем принесла мне средство против комаров и мазь от укусов.