Зардушт Ализаде - Конец второй республики

Начало перестройки мне запомнился одним сюрреалистическим событием, которое, однако, вскоре обернулось кошмарной реальностью. Непосредственно после избрания М.С.Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС мой студенческий товарищ сообщил мне, что «Горбачева Генсеком сделали армяне». Я выразил сомнение в правдивости этой, на первый взгляд, алогичной информации, однако товарищ сослался на друга своего детства, дядья которого были крупными цеховиками в Ставрополье. По словам друга, именно эти цеховики щедро финансировали подкуп тех людей, от кого зависело возвышение Горбачева. Информация, которая казалась вздором в 1995-ом году, в 1998-ом году начала объяснять многое из того, что творилось в Закавказье.

Старт антисоветским народным движениям в Азербайджане был дан в Нагорном Карабахе. Образцом для тщательно организованных массовых митингов, посредством которых в начале 3-го тысячелетия совершаются оранжевые и тюльпановые революции, стал не плохо организованный митинг в Алма-Ате после снятия Кунаева Д. Д. с поста Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, а митинг армянских сепаратистов в маленьком Степанакерте в феврале 1988 года. Подготовка к этому митингу шла и в самом Степанакерте, и в райкомах и исполкомах четырех армянских районов НКАО, и в Ереване, и в Москве. Говоря о том, что подготовка сепаратистского движения армян НКАО шла и в Москве, я опираюсь на рассказы своих армянских коллег по миротворческому процессу, в течение более чем десяти лет совместно с азербайджанскими миротворцами ищущих пути мирного урегулирования конфликта. Занимая жесткую и абсолютно неконструктивную позицию на публичной части этих обсуждений, в кулуарах они искренно признаются в том, что конфликт принес армянскому народу большую беду, что победа, которой кичатся недалекие люди, на самом деле пиррова, и что причиной всего этого общего несчастья народов Южного Кавказа, наряду с мифическим общественным сознанием, явилось вмешательство внешних сил. Они приводят много примеров того, как Горбачев и его окружение инициировали начало сепаратизма, который латентно существовал, но под угрозой государственных репрессий не осмеливался бросить вызов всему советскому строю. Рассказ доктора наук, профессора из Еревана (имя которого я не могу назвать, не имея на это его согласия): "В 1987 году я находился в МГУ на курсах повышения квалификации. Жили в общежитии аспирантов. Поздней осенью ко мне пришли несколько моих коллег-преподавателей из Еревана, также проходящих «ФПК» (факультет повышения квалификации), и сказали, что в Москве находится депутация армян из НКАО. У них, как правило, бывали "дары Карабаха": коньяк, фрукты, домашняя еда. Мы вместе отправились к своим землякам, которые нас приняли радушно. В застольной беседе выяснилось, что они приехали в ЦК КПСС с ходатайством о «миацуме», воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией. Я им откровенно сказал, что это нереально, кроме того, Москва неоднократно жестко отказывала Армении в этом вопросе. Они рассмеялись и ответили, что на этот раз все будет иначе. Они пригласили нас прийти на следующий день вечером, чтобы узнать ответ секретаря ЦК КПСС.

На завтра вечером мы все опять пошли к карабахской депутации. У них был праздник: секретарь ЦК КПСС обещал им всяческую поддержку и призвал "крепко держаться".

Аксиомой является, что сепаратизм развивается только в тех странах, где слабнет центральная власть и начинается разрушение государства. Другим необходимым условием является поддержка извне. В НКАО в 1988 году наличествовали оба условия.

Первые беженцы-азербайджанцы из Армении в Баку перед зданием ЦК Компартии Азербайджана появились осенью 1987 года. Москва приказывала бездействовать, и республиканское партийное руководство послушно выполняло указание ЦК КПСС. Тем временем в НКАО сепаратисты завершали свои приготовления.

Рассказ бывшего жителя Степанакерта Алямшаха Рагимова, насильно изгнанного из своей квартиры в этом городе в сентябре 1988 года, переехавшего в Шушу, и изгнанного повторно в мае 1992-го года, ныне проживающего в землянке в Бардинском районе:

"Азербайджанцы в Степанакерте жили компактно, на улицах Параллельных, Лесной и Мелик-Пашаева. Уже в 1987 году наши армянские соседи начали открыто говорить нам, что скоро они выйдут из состава Азербайджана и присоединятся к Армении, вот тогда они заживут свободно, богато и счастливо. В 1988 году 12-го февраля состоялся первый митинг, не слишком людный. 13-го февраля митинг получился огромный. Я тоже начал ходить на эти митинги, из любопытства. Иногда виделся со своими товарищами по заводу, стоял с ними, беседовал. Отношение было не совсем доброжелательное, но терпимое, сказывались добрые отношения на работе. Я проанализировал ситуацию и понял, что весь процесс хорошо управляется из единого центра. Каждый район и каждое большое село НКАО, каждое предприятие и учреждение Степанакерта имели свое определенное место на площади. Сигнал о начале сбора давался на рабочих местах. Слово «забастовка» означало и то, что работа прекращается, и то, что всем необходимо собраться на площади. Информация с площади распространялась по городу и области молниеносно. Были ответственные за каждый участок площади. Иногда митинг назначали на ночь. 8-го мая 1988-го года была проведена "сидячая молчаливая забастовка". На постамент статуи Ленина водрузили флаг Армянской ССР. Долгие сборы на площади для организаторов оплачивались в размере от 25 до 50 рублей в день. Численность митингующих из различных районов была постоянной, состав менялся таким образом, чтобы численность не уменьшалась. Я сам видел, что тех армян, которые отказывались выходить на митинг, били, обзывали "турецким шпионом". Первым лидером сепаратистов НКАО был директор электротехнического завода Сейранян Альберт, он еще при Гейдаре Алиеве поднимал вопрос «миацума». После его смерти в 1987 году лидером «Крунка» стал директор мраморного карьера Манучаров Аркадий. В «Крунке» собирались большие деньги».

8-го мая Алямшаха Рагимова задержали на площади, обвинили в подготовке взрыва и зверски избили в помещении горкома комсомола. Его спасли от расправы русские офицеры КГБ и Внутренних Войск МВД СССР, иначе толпа собиралась его сжечь на костре.

На площади, по словам Рагимова, соблюдалась идеальная чистота, на земле не было ни обрывков бумаги, ни сигаретных окурков.

Азербайджанцев уже с мая перестали допускать на рабочие места, выплачивать им заработную плату. Азербайджанских студентов и преподавателей Степанакертского пединститута пинками выгнали из здания института".

Еще штрихи к движению карабахских армян за “миацум”. Пока режим был сильным, ни о каком “Крунке” и речи быть не могло. Первой реакцией на ослабление режима стал “Крунк”. Рассказ Захида Аббасова, сотрудника Нагорно-Карабахского облисполкома в 1987 году, беженца из Степанакерта, ныне живущего в Баку. “До 1987-го года мы жили как добрые соседи. Я с Робертом Кочаряном (нынешний Президент Армении — З.А) и Аркадием Гукасяном (официальный лидер карабахских армян — З.А.) близкими приятелями были, вместе ели, пили, в гости ходили. Но в 1987-ом году была создана тайная неформальная организация “Крунк”. “Крунк” союзной общественности представили как “журавль” по-армянски, символ печали и разлуки. Но была и другая, не менее правдоподобная версия — Комитет Революционного Управления Нагорным Карабахом (КРУНК). Памятуя, что первые митинги в Степанакерте шли под транспарантами “Ленин, партия, Горбачев”, нельзя исключить и такой симбиоз революционного большевистского романтизма с национализмом, что вовсе не было чуждо Южному Кавказу начиная с самого начала XX века. Первый секретарь областной парторганизации Борис Кеворков послал человека за одним из лидеров “Крунка”, пригласил его к себе поговорить. Когда тому сообщили, что его зовет к себе Кеворков, тот со страху упал и у него случился сердечный приступ.” Еще одно свидетельство. Тамерлан Нагиев, бывший директор республиканского объединения книготорговли “Азеркитаб”: “У объединения в Степанакерте были два книжных магазина, директоры — женщины. Одна относилась к азербайджанцам враждебно, другая — дружелюбно. Приезжали они в Баку раз в квартал для отчета. Так вот, в конце 1987-го года второй директор попросила меня принять ее. Посидели, поговорили. Рассказала она, что появились мужчины из Армении, агитируют, записывают в “Крунк”, собирают деньги. Кто не согласен, — объявляют предателем, преследуют, оскорбляют. Помощи от официальных властей нет, партийные органы области с ними заодно, люди все запуганы. Будет нехорошо, чувствуем беду”. Разговор с этой женщиной Тамерлан Нагиев написал в виде докладной в ЦК КПА, однако никакой реакции не последовало. И еще одно свидетельство. Бывший народный депутат ВС Азербайджана от Сальянского района, подполковник КГБ Айдын Абдуллаев: “В течение всего 1987-го года Степанакертское отделение КГБ информировало Баку о деятельности эмиссаров из Еревана и активность “Крунка”, в том числе партийного руководства армянских районов НКАО. (Из четырех районов НКАО — Мардакертский, Мартунинский, Гадрутский и Шушинский — только в последнем азербайджанское население составляло большинство) Республиканское КГБ докладывал в союзный КГБ, и, конечно, руководству Азербайджана. Союзное КГБ, как это принято, докладывал в ЦК КПСС. Оттуда в Баку в КГБ не было никаких распоряжений, кроме одного: “Не вмешиваться”. На запросы ЦК КПА из ЦК КПСС так же поступало: “Не предпринимать никаких мер!”