Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 1

Председатель . – Я должен вас ознакомить с тем, что вы находитесь перед лицом Чрезвычайной, – по первоначальному наименованию Верховной Следственной Комиссии, которая учреждена актом временного правительства для рассмотрения противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других высших должностных лиц как гражданского, так и военного и морского ведомств. К этой Комиссии перешли права первого департамента Государственного Совета, при рассмотрении объяснений от высших должностных лиц. Таким образом, вам не только принадлежит право давать те показания, которые вы имеете здесь дать, но это составляет и вашу обязанность – дать объяснения по вопросам, которыми Комиссия интересуется. Вы изволили понять?

Хабалов . – Да.

Председатель . – Будьте добры дать эти объяснения. В изложении ваших показаний вам предоставлена свобода… Но, в интересах сохранения вашего и нашего времени, я просил бы вас держаться некоторого определенного плана и осветить в известном порядке вопросы, которые нас интересуют. Вы, впоследствии, будете допрошены судебным следователем. Теперь же перед Комиссией стоит вопрос о вашей роли, как начальника военного округа, командовавшего войсками округа, в 20-х числах февраля. Ваши объяснения должны коснуться тех мер, которые вы приняли, в связи с возникавшим народным движением. Будьте добры сегодня, в этих пределах, дать ваше объяснение. При этом нас интересуют не только ваши действия, но и действия ваших должностных лиц, с которыми вы за это время соприкасались. Весьма возможно, что известные действия должны быть приписаны не вам, а какому-либо другому высшему должностному лицу… Так как нас интересует истина, будьте добры дать объяснения в полном объеме.

Хабалов . – Возникшие с 23 февраля в городе волнения имели своим первоначальным источником недостаток хлеба. Эти волнения выразились в скопищах на улицах, и первоначально, в первый день, за исключением одного эпизода, где были красные флаги с революционными надписями – по Нарвскому тракту при пересечении с Балтийской ж. д. – носили характер скоплений на улицах толпы, которая кричала: «хлеба!!!» Впоследствии этот характер уже видоизменился: появилось большое количество флагов с надписями: «долой самодержавие!», «долой войну!» и аналогичными в этом стиле… А в самый последний день, 25-го февраля – и это был третий день – со стороны толпы были уже отдельные случаи нападения на войска. Видели бросание на Невском ручной гранаты, затем, петарды были брошены вслед жандармскому взводу. Затем было бросание бутылками и еще какими-то предметами в роты лейб-гвардии третьего стрелкового полка; была, наконец, стрельба из револьверов в разных местах, в том числе у часовни Гостиного двора – в 9-й резервный запасный кавалерийский полк… Поэтому первые мои меры заключались в распоряжении о том, чтобы толпа не была допускаема собираться, и это должно быть исполняемо по плану, заранее выработанному и не впервые уже применяемому. Дело в том, что весь город на этот случай был разделен на участки, соответствующие числу запасных батальонов… Всей охраной города ведал начальник запасных гвардейских батальонов генерал Чебыкин; но он был в это время болен и был в отпуску: его заменял помощник его, – полковник л.-гв. Преображенского полка Павленков… Эта охрана города, на случай народных волнений и беспорядков, в каждом районе осуществлялась таким образом, что части войск данного района, т.-е. соответствующего запасного батальона, занимали каждая – определенное здание, имеющее общественное значение: банки, дворцы и т.п. здания. В каждом из них ставился караул, а затем часть оставалась в виде резерва и должна была направляться туда, где этого потребуют обстоятельства. Желая в эти первые дни избежать какого-либо кровопролития, приказано было толпу, если она собирается и по требованию не расходится, разгонять кавалерией, что и было возложено на части двух казачьих полков, девятого запасного кавалерийского полка, который тоже здесь стоит, – на жандармов и, затем, на те конные части, которые здесь были. Все это касается того, как разгонять толпу на улицах, чтобы не было беспорядков… Но это – во-вторых. А во-первых, я постарался принять меры к тому, чтобы увеличить количество печеного хлеба. Для этого мною были приглашены 24-го – даже раньше, 23-го, пекаря, и я излагал им, что волнения не столько вызывались недостатком хлеба, сколько были волнением провокационным… За некоторое время перед этим у меня были городской голова и градоначальник, который тогда еще был уполномоченным по продовольствию. Это было за несколько дней до волнений, я думаю – за неделю…

Председатель . – Градоначальник Балк?

Хабалов . – Да, Балк и городской голова Лелянов… Разговаривали об упорядочении дела продовольствия в столице: я указывал, что пора бы городу взять это дело в свои руки, что надлежало бы ему упорядочить вопрос о выдаче муки и наблюдать за тем, как эта мука используется… Городской голова этому сочувствовал, и вслед за тем было собрание, как известно, – в городской думе, которое выработало проект карточек. Когда появилось в печати о карточках, то сразу, как мне об этом известно из доклада, в рабочей среде заволновались, считая, что по одному фунту на человека – мало и что поэтому надо запасаться… И в эти дни, перед 23-м февраля, усиленно закупали хлеб и из него выпекали сухари. Вот почему в объявлении, которое, с целью успокоения от моего имени, помещено в газетах, было сказано, что хлеба у нас хватит, что мука подвозится, – она действительно в последние дни стала подвозиться – и что, таким образом, беспокоиться нечего… На следующий день, 24-го, ко мне в штаб округа явилась депутация от общества пекарей из здешних мелочных лавочников. Они говорили: «Вот, по вашему объявлению, теперь все на нас обрушиваются: говорят, что мы не печем, что мы куда-то муку прячем, мы воруем, вот пожалуйста!»… На это я просил депутатов высказать, чем они объясняют недостаток хлеба. «Мало, – говорят, – нам муки дают. Дают нам 30.000, а нам нужно плохо 50.000». – Я говорю на это, что 50.000 пудов давным-давно не выдавали и, при всем желании, выдать невозможно, потому что нет муки столько… – «Ну, – говорят, – если бы хоть 35.000: мы бы справились! У нас, кроме того, горе не в том заключается, что муки мало, а в том, что у нас рабочих мало, пекарей мало… Пекаря все забраны на военную службу. Мы подали прошение о том, чтобы пекарей освободили, потому что с теми, которые остались, сладу нет, не работают, пьянствуют, никак не заставить работать»… Эта просьба их, действительно, пришла в штаб. Я приказал немедленно прошение это – об освобождении 1500 человек – переслать в главное управление генерального штаба, в отдел по отсрочкам, – с просьбой возможно скорейшим образом удовлетворить… Затем дальше, ко мне является депутация от общества фабрикантов, которое как раз ведает продовольствием фабрик: в это общество входят почти все фабрики. Они опять таки обратились с просьбой усилить отпуск муки и, если можно, дать ее от интендантства. Тогда я приказал окружному интенданту все количество хлеба, какое возможно, дать из полковых хлебопекарен и полковых частей войск. Однако, по выяснении вопроса о том, что можно дать из войсковых частей, оказалось, что они не в состоянии дать чего-нибудь существенного, ибо некоторые из них в огромном составе: на довольствии у них состоит около 18.000 нижних чинов, и у них остались те же печи, какие были в мирное время в казармах… Выяснилось, что от всех запасных частей, в Петрограде стоящих, можно дать каких-нибудь 100 или 200 пудов… Это выходит – не стоит шкурка выделки!… Но, тем не менее, я приказал интенданту непременнейшим образом изыскать средства, чтобы из военных запасов дать что-нибудь, главным образом, на фабрики и заводы, именно – обществу фабрикантов… Интендант доложил, что положение таково: в первый день можно дать 600 пудов, следующие дни будут давать по 1.000 пудов. Затем, далее, он передает обществу фабрикантов одну из пекарен, законтрактованную военным ведомством, а именно интендантством, с тем, что она будет работать уже не на интендантство, а на фабрикантов и заводчиков, для удовлетворения рабочих… Эта пекарня могла дать до 2.000 пудов. Следовательно, от интендантства можно было ожидать до 3.000 пудов хлеба для фабрик.