Чингиз Гусейнов - Семейные тайны

…и вот, вручается меч!..

Но пора в дорогу (Самый устал).

И, как стрела,- вжик, проскочил-проехал, лицезреть народу, как он СЛЕДУЕТ, не удалось, окаменевшее лицо да густые брови.

А как проедет, такое начнется!., ринутся к автобусам, давя под ногами нерасторопных: в сводке, которая ляжет на стол к Джанибеку… но просмотрит он их ПОСЛЕ отъезда Высокого гостя: обмороки - столько-то, дотошные какие, всякую чепуху ему на стол, раненые: легкие и тяжкие, грамотеи! поправил: тяжелые, пусть сестры Аббасовы и постараются, ИЗЛЕЧИТЬ ВСЕХ! подчеркнул, ну и смерти тоже, а причины: задавлены, сердце, солнечный удар и так далее, никто не застрахован от солнечного УДАРА.

Да, не забыть! про девочек!., нет-нет, поднесли корзины Высокому гостю, янтарные гроздья, символика лишь, как это в священной книге? напряг память, нет, не вспомнит, а кичился как памятью!., заглядывать не будет, как мог такое забыть?! Сразил однажды Шептавшего, ПРОДЕКЛАМИРОВАВ, вспомнил! что-то игривое про девичьи гроздья, а тут отвлекли, закрытый отчет по итогам визита, где абзац про передвижную бурильную установку "Шельф-2", которую, смотри справочник по глубоководному бурению, сняли с проходки в море и подогнали к Приморскому парку, к стенке, так сказать, бетонной, выполнив дорогостоящие (сколько?) и сложные (техническое приложение к отчету) ДНОУГЛУБИТЕЛЬНЫЕ работы с постройкой помоста, соединившего плавучую буровую с берегом,- для праздничных церемоний, акробатики, гирлянд и прочего,- и все расходы, любимые Джанибека нули!., в одном-единственном экземпляре, умилили в отчете усмехнулся даже! - конечные копейки, никаких округлений! Из отчета Махмуда (приложены): "вспыхивали все краски радуги, а в букет звонких мелодий вплетались зажигательные ритмы танцев,- ах, каналья! ах, шутник!..- и город превратился в гигантский концертный зал, и танцы, хороводы возникали всюду на импровизированных,- молодец Махмуд! - подмостках и сценах…", руку приложил и Аскер Никбин, чьи строки… нет, ради бога, умоляю, чтоб имени моего не называли!., легли на страницы,- и рулевой там, и знаменосец весны, с большой буквы все эти титулы-эпитеты, и зодчий, и первоцелинник (?), и комиссар (священной народной войны), "пройдут века…" ну и так далее, дескать, "будем помнить эти священные дни" (гостевания Высокого гостя,- взгреть бы грамотея!).

Но меркнут государственные страсти перед ревностью v юного создания дочери Джанибека, которая, видите ли, не желает, чтобы ЕЕ Бахадур… и она обратилась к нему с вопросом и назвала Ученого секретаря Совета Экспертов, ту, с которой он вытворял всякое такое, что… и сердце учащенно бьется, и гонит, гонит от себя!., ну о протекционизме и прочее.

- А вы,- спрашивает у Бахадура,- знаете ее?..- И дрожь в голосе.- Мы с нею недавно познакомились. Бахадур опешил, но виду не подает:

- Да, знаю, ну и что?! - И дерзость в голосе. У дочери бледные губы:

- Что вы можете о ней сказать?

- Толковая девушка, полиглот (!!).

- И только? - Гулко стучит сердце, а в глазах любопытство, будто впервые Бахадура видит.- И вы ее по-прежнему любите?!

Как это их оставили вдвоем? Но тут вошла Сальми:

- Вы одни? - И такой взгляд, будто он съест ее дочь. А та впечатлительна, как она сама, чутка до болезненности и властна, как отец: '"Ах, ты чувствуешь безграничные возможности, и тебе еще условия, чтоб их реализовать! в бутылку загнан джинн, вырваться бы ему на волю, так, что ли?! А если та, с которой познакомилась (из Совета Экспертов), к тому же талантливая рассказчица, чуть-чуть присочинит, нагнетая экспрессию, то уже тебе не уснуть: будто не с тою он, а с тобой, то жар набегает к щекам, то в горле пересыхает, и пальцы холодные как ледышки.

Она слушала Нису, сидя в кресле, и злилась - будто кто-то посягнул на ее игрушку! И когда мать позвала, нервно бросила: "Что тебе?!" - слилась с креслом, и нетерпеливый взгляд к той: "А что дальше?"

Нет, определенно дар Шехерезады: "И вот наступило утро…"

Пришло время расставания, а встать не может, ноги не держат, иглы колют в пятки, сначала больно, а потом щекотно, так бы и сидела, слушая, как та рассказывает. Всю дорогу, пока шли, придиралась к матери: "Как же ты договорилась? жди теперь машину! - И на шофера, когда он резко притормозил: Так ведь убить можно!" Шофер на пенсии, но специально для них, когда приезжают,- молчит, ни слова, дабы не лишиться заработка. А Сальми про себя: "Еще хватит его инфаркт на полном ходу…" - разыгралось воображение: машина врезалась в столб!.. Свинцовые металлические ворота медленно открываются, автоматика. "Надо, чтоб прикрепили к ним шофера молодого…" Нервно хлопает дверцей дочь и, не оглядываясь, идет к особняку, а-ля их посольство в центре, ни весу, ни престижу, для виду только ширма, что держава наша Союз независимых, но зато неплохие здесь получки-прибыли, да еще номера люкс для приезжающих вождей, как это в старину было? да! туземцы!.. (а Джанибек и есть туземный вождь).

Дочь долго не уснет. Губы той, которая рассказывала. Ее глаза. Ее руки. И ее голос, никак не отвяжется, и два передних зуба, с щелочкой между ними. Луна ярко светит, и она босыми ногами идет к холодильнику, ибо ему (кому?) захотелось пить, и снова теплая постель, и он, Бахадур… Белое, как кусок луны, плечо. Вздремнет, и кто-то снова будит ее: что? не заболела? Ах да! "Три дня после и три - до!" Но страшно: а вдруг не начнется?

Прикидывается овечкой, а сам!.. Вот бы грубо оборвать: "А теперь расскажи о той, с кем до утра!.."

И - случайно остались вдвоем:

- Вы ее по-прежнему любите?!

("И никогда не оставлю!") - Скомканный разговор, и он рад. А как снова остаться вдвоем? Поиграть ей хочется: как он выкручиваться будет. Чтоб пришел один? Вот еще! А почему бы не пойти в мастерскую художника?! Там и возникла мысль (фу! нехорошо даже), когда художник сказал, что скоро уедет, и куда бы вы думали? глаза смеются - в Латинскую Америку!

- Да,- не скроет ликования,- включили меня!.. (Джанибек включил, это ясно.) Нет, что вы, не персональная выставка! Только две картины!.. Помните, та с гранатом?! - Кто не помнит: аж трещинка на гранате видна, вот-вот потечет рубиновый кровавый сок. А главное, ее глаза: уже не девочка, но еще не женщина. Гранат чуть-чуть опережает ее, торопит. "Гранат уже созрел,- объяснял он, когда однажды пригласил в мастерскую молодые таланты Салона Сальми,- она это чувствует, но как сказать? а главное, кому? она сорвала гранат и ждет, печалится и радуется, увы, детство уже ушло, это жаль, но жизнь берет свое, непременно возьмет!"

.- Но вы же говорили,- дочь ему "вы",- что картина эта подарена.

- Да, но мы условились, что когда выставка, я ее забираю.

Тот, Шептавший, кому художник подарил, даже табличку заказал: "Из коллекции…"

"Неужели он?" - удивился Бахадур, когда сдружились. И она тоже не верит: "Оказался таким ценителем' У него же грубое лицо!"