Чингиз Гусейнов - Семейные тайны

Айша, когда такой разговор, улыбается многозначительно, но мать чувствует: хитрит дочь, никого нет у нее; хотя, вздыхает, как знать? Чернушка? Ну и что? Притом с таким положением!

Посмотрит, это он умеет,- свинцовый-свинцовый взгляд, и сердце остановится: птица летит и замертво падает камнем! такие морозы!..

"Что вы? Да я… Сам первый горло перегрызу тому, кто осмелится!" Бахадур сказал бы именно так, спроси его "тесть".

Здесь, кажется, вчера еще жили сестры, а у них - брат. И мать жива,пустынно в квартире, ничего не тронуто, но словно сдуло всех, даже кастрюля на плите еще горячая! Не могли же они вмиг исчезнуть все?! (Слышали, как грузовик притормозил, и какие-то быстрые шаги…)

А может, инопланетный корабль их забрал?..

Нет, Бахадур не посмеет.

12

Бахадур засиживается допоздна: все сидят, и он сидит. И, глядя на вечерний город, на его огни, вид почти как из квартиры сестры, Лейлы, он недавно гостил у нее, и она рассказывала о кукольном театре, о спектакле, который он должен посмотреть.

Исполнение ролей почти как у Лейлы, но как поставят там эту восточную сказку?*

Шах-отец, у которого единственная дочь, и она родилась после долгих-долгих лет ожидания,- проходивший через эти земли дервиш-странник подарил им волшебное яблоко, половину съел он, а другую - Сальми, но странник забыл предупредить, очарованный красотой Сальми, чтоб румяную часть яблока съела она, а не румяную, белесую - он, и тогда родился б мальчик-наследник;

дочь… выставлены дозоры, осада, была попытка вырваться из-под опеки, наняться к самой себе служанкой, а здесь и случится… но об этом шах-отец пока не ведает, даже в мыслях не мелькнет, что отыщется богатырь, который посмеет;

(у дочери роли нет);

(и у Сальми - тоже);

кто же в роли Плешивого, который возмечтал жениться на шахской дочери? и готов пройти через все испытания, чтобы добиться своего?

и зрители - не только сестры, но и зятья, все на подбор: у Аскера Никбина, увы, уже тусклые глаза прозаика, и уши как будто выровнялись,- одно, помнится, было чуть длинней, и Бахадуру рассказывали, что Асия спросила у Аскера: "А вы ушами шевелите?.." - куда ни пригласят - с папкой, "нет-нет, стихов читать не буду, надо спасать нашу великую прозу", и равнодушно скользит по лицам кукол (?);

сытый взгляд у Хансултанова, у Расула - задорный, юношеский, с трудом сидит, вот-вот вскочит: "Ну-ка, ребята, шире круг!..";

у Махмуда - то ли боится чего, бегают глаза, а из горла хрип какой-то, прочищает горло, готовясь к очередной записи;

Ильдрым бы вывез их, как электровоз длинный товарный состав,- на груди б уже сияли пять лучей,- недавно было награждение, и Ильдрым непременно был бы в их числе. Но молчок: такая игра, что зятьям-шуринам влезать рано, зрители-люди и зрители-куклы;

нечто вроде дворца, и новая гостиница с кондиционерами, и выдвинутая в море пристань, и статуя, вернее, памятник (не тот! и даже не другой, а совсем новый, с укороченным пьедесталом),- сколько жалоб было отправлено в Центр, дескать, памятник СВОЕМУ выше

памятника НАШЕМУ, и Джанибек, лелея мечту, не противился, внял (был прямой разговор с Шептавшим), крепко выдал скульптору за его местнические замашки, политическую слепоту (и на время закрыли ему доступ в Салон),- в общем, укоротили пьедестал, чтоб не выделялся, поскромнее был, но от этого диспропорция, нарушение как бы базиса и надстройки, когда великолепная надстройка (собственно памятник) давит, деформируя базис, он же пьедестал,такое вот соседство с Шайтаньим дворцом и Девичьей Твердыней, или Крепостью, куда запрячут дочь (почти как в восточной сказке);

а что Бахадур (Плешивый?)? он - ревностный страж дочери, и эти допотопные присказки насчет волка и овцы,- еще как уживутся, если такие заманчивые перспективы; ах, мечты, которые воспалили воображение, был апофеоз, когда он увидел свои памятники в бронзе, из гранита, в рост, по пояс, бюст; и чтобы он не смог ради апофеоза одолеть того, кто в нем сидит?! обуздать его низменные звериные страсти?! он копит их для другой, для той, будущий век!.. И такое вытворяют!!;

а вот и у дочери роль, пока зрители рассаживались: она раздражена, негодует, готова, окажись у нее в руках… что? нож? - этот миг расслабленности, когда готова на все - и ничего-ничего!;

плешивый (Бахадур?) в бегах и часто покидает сцену,- закулисные тайны: к другой?., чтоб восстать против железной воли стража? дать волю разбушевавшейся страсти? и кто, как не та, другая, утолит его голод?! вот он - снова на сцене, а здесь - выдержка, точный расчет (и даже в гараже зловещая тишина, но Бахадур в трудной борьбе был на высоте);

удается Бахадуру и порассуждать (!), когда тут такое, что иной трижды б умер, чтобы вновь воскреснуть (голос за кадром?), он и не предполагал, что ему не по душе, когда шахская дочь послушна; и о ее чуткости, и не по себе, когда она ловит его, пусть половинчатые, желания и даже отвечает им, будто ей ведомо это, знала до него; инстинкт? и еще о пассивности; или это - целомудрие, а не равнодушие? и снова о чуткости: может, это ее подспудное желание обмануть расчетливого, спровоцировать на поражение? а может, эта мнимая пассивность в сочетании с чуткостью, возникающей лишь вспышками, и будет источником его постоянства, привязанности к ней? вот-вот надоест пассивность, и неудовлетворенность обращает взор в сторону, а она вдруг проявляет ответную чуткость, и настолько глубинную, что он ждет ее повторения; но чуткость эта непостоянна, потому что может надоесть, но и не слишком редка, чтоб не было поздно;

ай да Плешивый!.. Бахадур рос в собственных глазах: еще и философствует!., даже сопоставления с тою (к кому бежит, на время покинув сцену, когда ни о чем не ведающие шах и шахиня пьют на веранде чай), и она прочитывает его желания еще до того, как они возникают (кукла эта - за кулисами); но вспоминать ее опасно: можно забыться!

И Бахадур гонит от себя образ той, к которой непременно пойдет, как только проводит Анаханум домой. Эта изнурительная борьба с самим собой! И-голод мчит его к той. А пока он летит, чтобы увидеть ту, думает об Анаханум: как заикнуться о женитьбе на дочери Джани-бека? Это почти то же, что войти в клетку ко льву, даже после того, как накормили его и он сыт, сладко-сладко зевает, спать хочет;

а как в сказке? Плешивый входит в клетку и просовывает, когда лев зевает, голову ему в пасть, убежденный, что она так и останется разинутой; в давние-давние времена (а сегодня лишь в кукольном театре Лейлы) льва вполне мог бы заменить шах, и ты, без роду-племени, даже если учен в астрологии, входишь к шаху и падаешь ниц, словно умоляя его выдать за тебя единственную дочь; и не успеваешь произнести, как в ушах твоих ревет толпа зевак, и одетый в красное палач… А ведь это красное - твоя кровь, хотя еще и не пролита.