Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

– Я бы могла вас активно поддержать, – сказала Ирина на прощанье. – Мне это не трудно, но, извините, всё-таки не смогу, семья…

Беглянок нашли, не без помощи, конечно, Ольги Тонких. Явились – не запылились. Смотрят, как ни в чём не бывало. Про комиссию молчок. Ну, и я не стала им ничего говорить на эту тему.

В детском доме воцарилось временное затишье. Похоже, все чего-то выжидали. Директриса, конечно, ни о каком отпуске даже слышать не хотела.

На заседании профбюро состоялся разговор о Сочинском инциденте. Татьяна Степановна держала бойкую речь: мы должны: «сделать выводы», «усилить контроль», «повысить ответственность» и вообще – «заострять» и «всемерно укреплять».

Я же окончательно укрепилась в своём намерении дойти до истины – иначе, зачем всё это вообще? Балаганчик устроили, шутники. Только смерть девочки всё-таки настоящая! И виновные должны за неё ответить. Выступив на заседании и поделившись своими сомнениями с коллегами (там были также Нора, Надежда Ивановна и ещё двое воспитательниц, с которыми у нас ещё в прошлом году установились вполне приличные отношения), я поняла, что поддержки ждать неоткуда. Они даже не удивились моим изыскам! И не такое видели на своём веку. И ничего, живут и работают. Как? А просто – молча… А кто много выступал, того и след простыл. Вечером шли с Надеждой Ивановной к метро, и по дороге она кое-что мне дополнительно рассказала. Но почему, почему молчала на профкоме?

И я сказала так:

– Всё, хватит. Я немедленно пойду в горком профсоюза, они обязаны вмешаться.

– И что? Никто не подтвердит вашего заявления. Народ пуганый, учёный…

– А что, лучше сидеть по норам и думать – только бы меня не коснулось? – вскипела я.

– Так ведь всегда так было.

– Почему – всегда? Иногда происходят перемены.

– Ну, сменят начальство, вывески поменяют, названия, а народ как был, – всё тот же. Завистливый и злобный. И всё те же дураки дорогу нам указывают в никуда.

.. Близилось наше второе первое сентября.

Как оно было непохоже на прошлогодний светлый праздник! Тогда и развал, и смутная неразбериха в детском доме, всё это воспринималось легко, как нечто «мимо нас проходящее». Ничто тогда не могло затмить моего лучезарного, абсолютного счастья, омрачить ощущение полной гармонии бытия – небывалой, абсолютной… Так легко было тогда мечтать о нашем светлом будущем!

Да, это была ностальгия, жестокая ностальгия – но не по прошлому, а по настоящему. А настоящим тогда было всё. И главное – тогда ещё не плелись венцы интриг вокруг нашего отряда. Слишком малой величиной мы тогда всем казались.

Перспективный план работы на год я уже составила. Синяя тетрадочка на двадцать четыре листа уже отдана Людмиле Семёновне на утверждение. Мои педагогические установки претерпевали коренные изменения – никакой раскачки, прямо с первого сентября жёсткая, казарменная даже, дисциплина.

Закончилась вольница! Всё, отговорила роща золотая… Не оправдали, так сказать, доверия, пеняйте на себя.

И – учиться. Хватит ваньку валять. Дурачками прикидываться. Пора за ум браться. Восьмой класс в этом году составлял половину отряда. Я очень хотела большую часть отряда оставить в девятый. Ну, а у кого не получится с девятым, тех отправить в приличные ПТУ или техникумы, а не «абы куда» по разнарядке. Хватит уже затыкать дыры в непрестижных заведениях наробраза безответными детдомовцами. А то взяли моду: где недобор, туда наших толкают. Всё, теперь наши дети будут учиться на тех же правах, что и домашние. И в вузы будут поступать. Нет такого закона, который бы делил детей на белую и черную кость. Пусть чиновники решают свои проблемы с помощью «силы мозгов», а не за счёт дешёвого сиротского труда.

Итак, учёба была объявлена нами приоритетом номер один. Ну, а обширная развлекательная программа становилась как бы продолжением учебного процесса.

– Наконец-то и вы за ум взялись! – одобрительно сказала мне Матрона, заглянув в наш отрядный план. – Давно пора их к ногтю! С ними по-доброму нельзя. Ты к ним по-человечески. Они к тебе – по-людски.

Я не стала слишком долго объяснять ей, в чём отличие моих «драконовских» методов от её «дисциплины». Да и зачем вообще что-то объяснять? Каждый всё равно останется при своём мнении, это же ясно. Но всё же теперь передо мной стояла совершенно новая задача. Эти дети должны понять и крепко-накрепко запомнить: они не имеют права расслабляться, раз уж судьба их без вины наказала. Они с младых ногтей должны научиться драться на поле жизни за себя, за своё право быть такими же, как все. Не позволять делать из себя «сырьё», дешёвый «человеческий материал для эксперимента»!! А для этого, в первую очередь, они должны: научиться самоорганизации и умению учиться. Хватит уже баек про «дефектный интеллект»! Про «отягощенную наследственность»… Долой «кресты», заранее поставленные на их жизни!

Хватит! Они научатся разрывать кольцо «неодолимых обстоятельств», в которое их безжалостно замыкала вся система нынешнего образования и воспитания. Они не будут вечно «ходить по кругу», начертанному вокруг них чьей-то недоброй, хищной рукою. Пусть нерадивые хозяйственники решают кадровые проблемы цивилизованно. Эти дети будут лепить свои судьбы так, как сами того пожелают. Они станут хозяевами своей жизни! Мы сделаем это. И никто, ни одна сила в мире, не помешает нам! Вот с таким решительно-воинственным настроением я и начала учебный год. Дети, как ни странно, не возроптали, хотя я и не слишком им объясняла, что это – «для их же блага».

Отряд подчинился жёсткому распорядку как должному – летние события детей кое-чему научили. Со мной держались ровно, вполне дружелюбно, но не было уже того трепета, той теплоты в отношениях, которые так покоряли моё сердце ещё год назад. Они меня уже (и вовсе не слегка!) побаивались.

Людмила Семёновна пока в наши дела не вмешивалась. И внешне всё выглядело пристойно. Однако взгляд её холодных синих глаз порою бывал жутковат. Что за мысли на мой счёт зрели в её голове? Лену Ринейскую она, конечно же, не забыла. И знала, что я тоже помню. Но вслух на эту тему – ни слова! И чем больше леденили директорские глаза, тем притворно-теплее и слаще звучали её речи. Цветистее становились обещания. О, она нам рай земной готовит, не иначе! Так решил бы всякий, кто впервые присутствовал при нашем разговоре…

И понемногу пришло ощущение, что все к чему-то готовятся. Как будто ещё что-то страшное на нас надвигается – тяжелое и неизбежное… Комиссия по линии горкома профсоюза по моему заявлению о странной смерти воспитанницы детского дома была назначена на конец сентября. В детском доме, как всегда перед комиссиями, срочно наводили лоск и блеск. Сейчас это было нетрудно – после ремонта прошло не более месяца, шефы отделали сиротские апартаменты «по высшей категории». На этажах старших всё сияло и сверкало. Даже на стенках, покрытых свежей, не всюду ещё подсохшей краской, ещё не было изуверских полос от каблуков ботинок, не говоря уже о выбоинах.