Энтони Бурден - Вокруг света: в поисках совершенной еды

Нас встретила краснощекая женщина в свитере и комбинезоне. Она провела нас внутрь, в одну из трех крошечных обшитых деревянными досками комнат, где мы с Замиром быстро разделись, завернулись в полотенца, расставили напитки и разложили закуски: пиво, водка, шпроты, копченая рыба, сухая, остро пахнущая колбаса, буханка черного хлеба. Выпив пива, мы с Замиром вошли в тесную парилку, сели, подстелив простыню, на верхний, тот, что погорячее, деревянный полок, и начали потеть. В углу крошечной комнатки поблескивали угли. Рядом стоял видавший виды кувшин, а из него торчал березовый веник. Мы долго сидели, стонали, шумно дышали. Когда мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание, мы вышли и принялись за еду. Чудесно маслянистая, соленая рыба и несколько кружек пива снова вернули нас к жизни.

Через двадцать минут Замир спросил меня, готов ли я «к допросу». Я опасливо кивнул, примерно представляя себе, на что он намекает. Наша дебелая хозяйка вошла в парилку, знаком велела мне лечь на живот на лавку и пошла хлестать меня березовым веником. Шмяк! Шмяк! Шмяк! Я вздрагивал при каждом ударе — и дело даже не в том, что сами удары причиняли боль, а в том, что горячий деревянный полок нестерпимо жег мне грудь сквозь тонкую простыню. Но это один из моих комплексов — больше всего на свете боюсь показаться неженкой, даже когда по медицинским показаниям и, исходя из здравого смысла, надо бы закричать. Так что я стиснул зубы и все вытерпел без звука. Березовые листья разлетались, иные липли к моему телу, а она все стегала и стегала, и удары становились все чаще и сильнее, и она на ломаном английском внушала мне, как эта процедура полезна для здоровья. Спина у меня стала блестящей и красной, на обожженной груди вот-вот должны были появиться волдыри, все поры моего тела открылись. Тогда хозяйка оставила меня в покое, открыла дверь и указала мне туда, куда, как я знал с самого начала, мне в конце концов предстояло отправиться.

Я задержался только для того, чтобы надеть трусы. Если уж демонстрировать свои гениталии зрителям программы «Фуд Нетуорк», то хотелось бы не в такой момент, когда они размером с кедровый орех. Я распахнул наружную дверь, осторожно ступая босыми ногами, добрался по скользкой дорожке до озера, спустился по обледенелым ступенькам — и рухнул в воду.

Сказать, что это был шок, что из меня чуть дух не вышибло, что мне было жутко холодно, — это значит ничего не сказать. Это как будто на меня наехал товарный поезд – каждую клеточку, каждый атом моего организма охватила паника. Яички втянулись чуть ли не до горла, мозг вопил, глаза изо всех сил старались выскочить из орбит, и поры, еще несколько секунд назад широко открытые, резко захлопнулись. Как будто Господь Бог ударил меня в грудь своим увесистым кулаком. Я ушел под воду, потом сильно подтянул колени и вытолкнул себя наверх, невольно издав пронзительный вопль. Жители противоположного берега могли подумать, что кто-то подключил кота к аккумулятору своего автомобиля. Я судорожно пытался уцепиться за веревку, покрытую чуть ли не дюймовым слоем льда, руки с трудом совершали хватательные движения, соскальзывали, но в конце концов мне удалось преодолеть две ступеньки и вылезти на припорошенный снегом лед.

Удивительно, но, выбравшись из воды, я почувствовал себя прекрасно. Просто потрясающе. Мне было совсем не холодно. Уверенным и даже бодрым пружинистым шагом я прошелся вдоль берега озера по лодыжки в снегу, и мне при этом было тепло и уютно, как в шерстяном свитере у камина, потом немного потоптался около бани, поболтал с голым русским тренером по хоккею, который сообщил мне, что он даже и в баню не ходит, прежде чем окунуться в озеро. Он вообще приехал просто поплавать. Через каждые несколько секунд раздавался новый всплеск — это очередной русский прыгал в воду. Тренеру хотелось поговорить об американском хоккее, но поскольку мои босые ступни начали примерзать к земле, я вошел внутрь. Мы с Замиром с наслаждением опрокинули по стопке водки, и мне стало совсем хорошо. По-настоящему здорово. Вплоть до того, что, подзаправившись черным хлебом, колбасой и рыбой и выпив еще водки, я был готов снова в прорубь.

Я был пьян. Я был счастлив. Если это и не единственная и неповторимая совершенная еда, то, по крайней мере, одна из таких. Хорошая еда, хорошая компания, экзотическая обстановка, дух авантюризма…

Когда мы вернулись в Петербург, на том же месте, у Эрмитажа, нашу машину снова остановили.

— Это несправедливо! — возмутился Алексей. — Мы уже проезжали здесь несколько часов назад. Мы уже заплатили!

Коп помедлил секунду, заглянул внутрь машины и согласился:

— Вы правы, — сказал он, — несправедливо.

Он закрыл свой маленький блокнот и махнул рукой, разрешив нам ехать.

Соня в потертой кроличьей шубке широкими плечами прокладывала себе дорогу сквозь толпу на Купчинском рынке. Купчино — это рабочий район, так что на лицах остальных покупателей, тоже одетых в потертые меха, было то же покорное выражение, которое можно увидеть в поезде, везущем пассажиров из Куинса на утреннюю смену в городские рестораны. Так выглядят люди, которые выполняют тяжелую и неприятную работу. При виде Сони с ее махровой тушью на ресницах, грубоватыми славянскими чертами лица, более чем внушительными габаритами и серьезными намерениями, остальные покупатели поспешно отходили от мясных прилавков. Было сразу видно, что у этой женщины есть ясная цель, что она знает, чего хочет, что она профессиональный покупатель.

— Что это? — спросила Соня у мужчины с изможденным лицом, ткнув пальцем в прекрасную на вид свиную лопатку на прилавке.

— Отличная свиная лопатка, — сказал мясник, сразу насторожившись. Он уже понимал, что сейчас начнется.

— Да эта свинья старше меня! — фыркнула Соня, которой было явно к сорока. — Почем?

Получив ответ, она развернулась и ушла, не оглянувшись. Она уже наметила другой кусок. Мясник звал ее обратно — мясо вдруг подешевело на несколько рублей. Я следовал у Сони в кильватере, стараясь не терять из виду кроличью шубу и шапку рыжих волос, и с трудом поспевал за ней, переходившей от продавца к продавцу в похожем на ангар неотапливаемом помещении. А она, как нарочно, лавировала в самых оживленных местах рынка, выбирая мясо, овощи, траву и всякую мелочь нам на ланч. Завидев Соню, люди поспешно отходили в сторону. Я не знал, что именно она говорила им, но примерно себе представлял. Соня взвесила на ладони несколько свеклин, потом ворчливо спросила что-то у продавца. Неудовлетворенная его ответами, она направилась к другой кучке овощей, на прощанье через плечо бросив торговцу несколько, скорее всего, не очень лестных слов.

Я привык думать, что Россия — это сплошные очереди за хлебом, дефицит, пустые полки, продовольствие, гниющее на запасных путях в товарных поездах, что про апельсины здесь знают только понаслышке. И в каком-то смысле это, безусловно, было именно так. Страна, как то и дело напоминали нам телеведущие, находится в состоянии финансового кризиса. Военным не платят. Большинство людей живут не больше чем на доллар в день. Разгул бандитизма, терроризма и вообще всяческой преступности. Санкт-Петербург — криминальная столица страны, может быть, именно поэтому так много бритоголовых нашли себе здесь работу охранников. Почта то доходит, то нет. Сельское хозяйство на нуле, заводы стоят. Так откуда в этом далеко не благополучном городе рынок, на котором и «Дин и Делука» или «Забар» нашли бы что купить? Передо мной тянулись прилавки с первоклассными овощами и фруктами: перцы, дыни, бананы, ананасы, корнеплоды, салат. Мясники предлагали богатый выбор говядины, телятины, свинины и рубили все это топорами на тяжелых колодах. Прекрасные цыплята, целиком, с ножками и крыльями, разложены в свободном доступе. Замороженного мяса мало, но в помещении холодно, а товар расходится быстро. На каждый кусок, грудку, косточку, телячью ногу находится покупатель. Женщины в тяжелых пальто и старушки выбирают кусочек свинины так тщательно, будто машину покупают. Люди не придираются, а просто серьезно обсуждают достоинства и недостатки, например сала, и спор почти всегда кончается покупкой.