Марк Хукер - Толкин русскими глазами

Интерпретируя «истинную мудрость» в примечании, К&К подкрепляют свои слова двумя цитатами из толкиновского эссе, где тот говорит, что автор «Беовульфа» «и его слушатели мыслили себя обитателями eormensrund , великого материка, окаймленного garsecg — безбрежным морем, под недостижимой крышей небес; и вот на этой-то земле, в небольшом круге света, окружавшем их жилища, мужественные люди… вступают в битву с враждебным миром и исчадиями тьмы, в битву, которая для всех, даже королей и героев, кончается поражением. То, что эта «география», когда-то считавшаяся материальным фактом, теперь может классифицироваться лишь как обыкновенная сказка, ничуть не умаляет ее ценности. Она превосходит астрономию. Да и астрономия не очень-то способствовала тому, чтобы этот остров стал казаться более безопасным, а внешнее море — менее устрашающим и величественным» (ЧиК, с.18). И далее: «северное мужество — особая теория мужества, которая является великим вкладом ранней северной литературы в мировую… Я имею в виду ту центральную позицию, какую всегда занимала на Севере вера в непреклонную волю». «Северные боги, — цитирует далее Толкин одного исследователя, — похожи… более на Титанов, чем на Олимпийцев; правда, в отличие от Титанов, они сражаются на правой стороне, хотя эта сторона и не побеждает. Побеждают Хаос и Иррациональное… Но и побеждаемые, боги не считают поражение свидетельством своей неправоты ». В этой войне люди избранные союзники богов, и если они герои, то они могут иметь свою долю в этом «абсолютном сопротивлении, совершенном, ибо безнадежном» (ЧиК, с.20)».

Ключевое отличие философии «Беовульфа» от ВК заключается в последнем слове этой толкиновской цитаты в изложении К&К: это слово надежда . В «Беовульфе» представлено то, что Толкин называет «старая догма, отчаяние по поводу события в сочетании с верой в ценность обреченного сопротивления» [98] Чудовища и критики, с. 23. . Победа христианства над язычеством вытеснила рок в качестве независимой или высшей силы мироздания и утвердила вместо этого надежду. Толкиновский Гэндальф отвергает отчаяние — прислужника рока — и избирает надежду. «—Это не отчаяние — лишь тот отчаивается, кто видит неизбежный конец за пределами всех сомнений. К нам это не относится. Мудрость заключается в том, чтобы признать необходимость, когда взвешены все другие пути, хотя тем, кто лелеет ложную надежду, эта мудрость может показаться безумием» (Р. 352). У Гэндальфа есть надежда, но не ложная надежда на возможность использования Кольца, нет, это надежда Галадриэли на то, что они смогут преодолеть Тьму («по одну сторону лежит тьма, по другую — лишь надежда» (F.487). Надежда Эльронда в том, что они смогут победить, если выберут «трудный путь, путь непредсказуемый» (F.350). К&К вычитывают в ВК чересчур много от «старой догмы» «Беовульфа», где предопределение является данностью — в виде Рагнарёка.

М&К предлагают, по существу, ту же самую — чисто русскую интерпретацию спора. В своих крайне многословных аргументах Эрестор у М&К также ничуть не сомневается в том, каков финал предложенного Гэндальфом пути — всеобщее поражение.

— Элронд мудр, мы все это знаем, и единственную дорогу, ведущую к победе, никто не назовет дорогой безрассудства… но вместе с тем она неодолима, и нас неминуемо ждет поражение (М&К Х 1982.201, X 1988.333).

И это также философия Рагнарёка, которая обрекает богов на неминуемое поражение в битве с воинством зла, после которой мир будет обновлен. Толкин вовсе не говорит о неминуемом поражении, и это то самое главное отличие от философии северных преданий, которую Толкин, несомненно, использовал в своей эпопее, но переосмыслил и привел в соответствие со своим замыслом.

Текст М&К в целом более фаталистичен и мрачен, чем у Толкина. В восьмой главе четвертой книги («Лестницы Крит Унгол»), например, рассказчик описывает, как Фродо, Сэм и Голлум «думали, что это их последняя трапеза перед спуском в Неназываемую землю, и возможно, вообще последняя совместная трапеза» (Т.406). Все остальные переводчики точно уловили суть идеи, что это «возможно, вообще последняя совместная трапеза», и только М&К придали иной оборот этой фразе: «может, и последнюю [трапезу] в жизни» (М&К ДТ.378).

Ответ толкиновского Гэндальфа Эрестору отвергает предопределенность Рагнарёка. Логика его аргументов основана на неспособности участников спора ясно предвидеть будущее — и при этом на надежде. Они сопровождаются утверждением, которое ненавязчиво повторяет изречение Энгельса о том, что свобода — это осознанная необходимость, изречение, безусловно, знакомое образованным советским читателям, таким как М&К, для которых изучение марксизма-ленинизма являлось обязательным. «Мудрость заключается в том, чтобы признать необходимость, когда взвешены все другие пути» (F.352).

У М&К Гэндальф вместо этого отвечает Эрестору аргументами в терминах храбрости и мужества .

— Поражение неминуемо ждет лишь того, кто отчаялся заранее, возразил Гэндальф… — Признать неизбежность опасного пути, когда все другие дороги отрезаны, — это и есть истинная мудрость (М&К Х 1982.201, Х 1988.333).

Для Гэндальфа М&К иного выбора не существует. Он между молотом и наковальней. Таким же был выбор у бойцов русских штрафных батальонов (штрафбатов) времен Второй мировой войны. Их посылали в атаку на хорошо укрепленные немецкие позиции, где вероятность гибели была предельно высока, и альтернативой этому мог быть только расстрел на месте. Для них выбор ограничивался по определению. Перед Гэндальфом Толкина стоит совсем иной выбор. Он сам определяет проблему и стремится опередить противника. Гэндальф у М&К принимает тяжесть положения как данность и реагирует соответствующим образом. У М&К Гэндальф — фаталист. Другого выбора нет, поэтому нам следует храбро действовать, как велит судьба. Гэндальф Толкина верит, что у него есть возможность своими действиями влиять на ход событий. Философская дистанция между ними предельно широка.

Волковский своей многословной формулировкой этого отрывка составил компанию М&К, он тоже определяет проблему в терминах победы и поражения . Использование в эпизоде военной терминологии переводит жанр в разряд приключенческого — роман меча и магии — чего сам Толкин здесь как раз тщательно избегал. Текст Волковского для русского читателя отдает привкусом литературы Второй мировой войны.

— Путь в Мордор — это тропа отчаяния! Да что там, лишь ведомая всем мудрость Элронда не позволяет мне сказать — тропа безумия!

— По-твоему выходит — отчаяние или безумие? — возвысил голос Гэндальф. — Но так ли это? Отчаяние — удел тех, кто уже потерпел поражение или не видит возможности победы. Но мы не побеждены, и знаем, что нам следует делать. Рассмотреть все возможности и выбрать из них единственно осуществимую, сколь бы ни была она опасна, — не безумие, а мудрость. Безумным такое решение может показаться лишь тем, кто обольщается ложными надеждами (В ДК.374).