Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Воейков. — Никто не присутствовал. В Дно мы приехали в среду, в 6 часов вечера.

Председатель. — Ваш поезд, должно быть, задерживали?

Воейков. — Нет, это было нормально.

Председатель. — Вы рассказываете так, как будто все происшедшее не произвело никакого впечатления ни на вас, ни на бывшего императора, как будто не произошло ничего важного в жизни всего государства и в жизни главы государства. Как это могло быть?

Воейков. — Я смотрел на это, как на дело службы. Мне сказали ехать на Дно; чтобы сделать это, надо было отдать целый ряд распоряжений. Я полагал, что, раз несчастье случилось, надо сделать все, чтобы предотвратить его; и я ушел сделать распоряжение.

Председатель. — А другие окружающие императора?

Воейков. — Они спали.

Председатель. — А проснулись вы только в Дне.

Воейков. — Нет, я совсем не спал в эту ночь.

Председатель. — А утром, когда вы увиделись с государем, может быть был разговор, который дал основание говорить об открытии фронта?

Воейков. — Никакого такого разговора не было. О событиях старались не говорить, потому что это не особенно приятно было.

Председатель. — Да, но как же можно было об этом не говорить? Я просто себе не представляю кружка живых людей, который молчит об этом; припомните суждения, плохие или хорошие, вредные или невредные, которые были в вашем кружке.

Воейков. — Общее впечатление было — испуга.

Председатель. — Испуг — это психология; а в чем вы реально искали выхода, какие у вас были мысли, надежды?

Воейков. — Вот, надежда была на то, что поедем в Псков, и все выяснится.

Председатель. — Тут поднимался вопрос об амнистии, об ответственном министерстве?

Воейков. — Нет, все эти разговоры были после приезда в Псков, когда получилась телеграмма от Родзянко, что он не приедет. В Псков мы приехали в среду 1-го марта, в 9 часов вечера, в десятом.

Председатель. — Ну, а в течение дня вы не обсуждали этого вопроса?

Воейков. — Да ведь я вам говорил, что у государя разговоров политических со свитой никогда не было. Вы, может быть, мне не верите, но это так было.

Председатель. — Я хочу добиться истины.

Воейков. — Да видите, весь строй, вся атмосфера была — манекен.

Председатель. — Разве царь был такой грозный?

Воейков. — Это было так принято. Такой строй, что могли быть всякие разговоры во время завтрака и обеда, только не о делах. Люди ходят все время, неудобно затрагивать такие темы.

Председатель. — Для этого есть французский язык.

Воейков. — Государь никогда не употреблял французский язык… почти никогда… два слова…

Председатель. — Я вас спрашиваю потому, что ваше имя связано со многими моментами политической жизни.

Воейков. — Я вас могу заверить, что в этих моментах политической жизни первое мое участие было — послать телеграмму Родзянке на станции Дно, когда государь сказал, чтобы ответить, что он ждет в Пскове.

Председатель. — Но вы читали о событиях в Петрограде?

Воейков. — Я получил единственное известие о продовольственном вопросе; там была оговорка о совещании без министра внутренних дел и без градоначальника. Дворцовый комендант лично не имел никакого вмешательства ни в какие дела; все сведения должны были ко мне поступать от министра внутренних дел, а я от него ничего не получил.

Председатель. — Изложите вкратце события 1-го марта в Пскове.

Воейков. — На ст. Дно телеграмму о согласии государя принять Родзянко Алексеев доложил сам. Он получил ответ, что Родзянко едет на ст. Дно. Я подошел к телеграфному аппарату, чтобы соединиться с Петроградом и узнать, вышел ли поезд. Мне ответили, что поезд готов, но, что с царскосельского вокзала телефонировали в думу, и там сказали, что Родзянко еще не выезжал. До Дна 6 часов езды, и государю надо 6 часов ждать; государь решил в Дне не ждать, а ехать в Псков; тогда я послал телеграмму Родзянке, чтобы он ехал в Псков. Там я получил телеграмму Бубликова, что Родзянко не будет. Я доложил государю, государь написал телеграмму Родзянке относительно ответственного министерства.

Председатель. — Скажите, кто сочинял эту телеграмму?

Воейков. — Сам государь.

Председатель. — Вам не было сказано, что эту телеграмму нужно подписать вам?

Воейков. — Нет, ничего подобного. Государь сказал: «Вы пошлите по юзу и покажите Рузскому». Я показал. Рузский вырвал ее у меня из рук. Я говорю: «Отдайте мне телеграмму». — Он говорит: «Я ее не отдам, я сам здесь должен посылать телеграммы». Он был даже не особенно любезен. Тогда я пошел и доложил государю, что так и так. Государь сказал: «Ну, пускай он пошлет». Я пошел и сказал: «Государь приказал вам послать».

Председатель. — Вы излагаете нечто странное, что требует некоторого пояснения.

Воейков. — Для меня было очень странно отношение Рузского. Мне казалось, он очень не хотел, чтобы я по юзу говорил с Родзянкой. Юз был в городе. Рузский рассказывал, что он говорил всю ночь, но о чем, не сказал мне; утром он пошел к государю; второй раз, после завтрака, он был с докладом у государя и сообщил ему телеграммы из Петрограда, со Ставки — от Алексеева, от всех главнокомандующих, от командира Балтийского флота; от Николая Николаевича, от Сахарова, Брусилова, Непенина, от Эверта. Результатом переговоров с Рузским было то, что государь около 4 часов дня сказал: «Я решил отречься от престола». После этого он мне сказал: «Рузский мне сообщил, что приезжают Гучков и Шульгин».

Председатель. — Когда государь сказал, что он решил отречься от престола, что было, во исполнение этого решения, вами или бывшим императором предпринято?

Воейков. — Он ничего не предпринимал… Моего в этом участия непосредственного не было… Алексеев послал телеграмму — форму отречения, которую Рузский передал государю. Утром я встретил Рузского и спросил его о результате телеграммы Родзянко. Рузский ответил: «Того, что ему послано, теперь недостаточно (т.-е. конституции), придется итти дальше».

Председатель. — Вы припомните хотя бы несколько лиц, которые присутствовали, когда государь решил отречься от престола. Нилов был?

Воейков. — Нет.

Председатель. — Граббе?

Воейков. — Нет.

Председатель. — Мордвинов?

Воейков. — Не помню.

Председатель. — Штакельберг?

Воейков. — Он не из тех, которые бывали.

Председатель. — Лейхтенбергский?

Воейков. — Он был в этот день дежурный, может быть, он и присутствовал, не помню.

Председатель. — Есть некоторый пробел в вашем рассказе. Государь объявил свое решение, вы все время в переговорах с Родзянко; казалось бы, во-первых, вы должны были как-нибудь отозваться, во-вторых, должен был быть поставлен вопрос о том, как реализовать решение.