Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Председатель. — Сколько ей было дано денег, чтобы дать ей возможность скрыться?

Герасимов. — Не помню этого сейчас.

Председатель. — Но помните, что она была снабжена как паспортом, так и деньгами?

Герасимов. — Помню, что немножко денег дали.

Председатель. — 35 рублей?

Герасимов. — Совершенно верно, я не знал суммы. Вы изволили выяснить. Да это было.

Председатель. — Как же, собственно говоря, обстояло дело с точки зрения закона? Ведь Шорникова — член партии и совершает известное преступление. Значит, она преступница. Как же охранное отделение дает ей паспорт и немножко денег?

Герасимов. — Г. председатель, как я докладывал раньше, для того, чтобы открыть какую-нибудь организацию, нужно иметь там своего человека. Несомненно, если организация ликвидируется, этот человек является тоже преступным уже потому, что он участвовал. Но, если мы будем своих сотрудников выдавать, то никто не пойдет служить к нам. Это установила система. Это было требованием департамента полиции, требованием министерства внутренних дел. Это не охранное отделение, а вся система. Если вы рассмотрите циркуляры министерства внутренних дел по департаменту полиции, вы там найдете целую систему, каким образом нужно водить, освещать и т. д. В данном случае виновность не может падать на охранное отделение, которое исполняло распоряжение своего начальства. Так и в данном случае: все, что делалось, это было, конечно, с юридической точки зрения преступно, но это была необходимость, — необходимость, требуемая министерством внутренних дел. И в данном случае охранное отделение исполняло распоряжение министра внутренних дел, т.-е. своего непосредственного начальства. Оно в этом неповинно.

Председатель. — Совершенно верно. Скажите, Столыпин знал об этой Шорниковой, — без имени, конечно?

Герасимов. — Знал, как Казанскую. И он знал, и директор, и товарищ министра, — знали все.

Председатель. — Товарищ министра знал потому, что это было дело выдающееся?

Герасимов. — Дело было выдающееся, как я докладывал.

Председатель. — Товарищем министра, заведующим делами полиции, был тогда Макаров?

Герасимов. — Макаров.

Председатель. — А директором департамента?

Герасимов. — Трусевич.

Председатель. — Скажите, в то время, когда Шорникова была открыта, министром юстиции был Щегловитов?

Герасимов. — Он все время при мне был.

Председатель. — Но, в виду выдающихся свойств этого дела, был ли он осведомлен вами?

Герасимов. — Нет, министра юстиции я не осведомлял.

Председатель. — Можете вы подтвердить перед Комиссией, что Трусевич, Макаров, а ранее и Столыпин осведомлялись вами?

Герасимов. — Я не понял вопроса.

Председатель. — Докладывали ли вы это дело не только Столыпину, но и Макарову и Трусевичу, т.-е. непосредственным вашим начальникам? Вы сослались на циркуляры, которые рекомендовали именно этот метод действий.

Герасимов. — Точно так.

Председатель. — Не помните ли вы, что была выработана целая инструкция, которая была обязательна для начальников охранного отделения и содержала в себе разработанную систему поведения, между прочим, по отношению к секретным сотрудникам?

Герасимов. — Особая инструкция? В каком году она была издана?

Председатель. — Я могу сказать точно: в 1907 году, а потом переиздана, может быть, после вас, в 1914 году.

Герасимов. — Много было циркуляров.

Председатель. — Нет, была инструкция, очень секретная. Вы, как начальник охранного отделения, да и другие начальники отделения — не могли не знать о ней, не считаться с ней.

Герасимов. — Виноват, какой вопрос, я не понял?

Председатель. — Я спрашиваю, была ли вам известна эта инструкция? Мы пришли к известным фактам, — их не приходится отрицать, они были.

Герасимов. — Точно так.

Председатель. — Вы здесь изволили сделать ссылку на то, что, во-первых, без этого невозможно, а, во-вторых, что вам приказано было вашим начальством вообще, а, в частности, в виду выдающегося значения этого дела, осведомлять о нем ваше начальство, так не помните ли вы, что не только циркуляры были в этом направлении, но, и целая инструкция, выработанная департаментом полиции?

Герасимов. — Откровенно я вам доложу, что в настоящее время, после десятилетней отставки, я не припомню, но если она была, то, конечно, — была.

Председатель. — Но вы твердо помните, что ваши действия сообразовались с циркулярами и предписаниями начальства?

Герасимов. — С циркулярами начальства — все.

Щеголев. — А когда Шорникова исчезла из Петербурга, вы знали о ее местопребывании? Вам пришлось иметь дело с нею?

Герасимов. — Нет никакого.

Председатель. — А вашим агентам, которые руководили делом?

Герасимов. — Может быть, полковнику Еленскому. Виноват, не так давно это было уже, когда я был в отставке или перед тем, что выходил в отставку — по поводу Шорниковой возник какой-то вопрос. Она просила… подала даже жалобу Джунковскому о том, что ей дали мало содержания. Вот по этому поводу что-то такое. Ей выдали, кажется, больше. Теперь она получает из департамента полиции пенсию. Я не знаю, что-то такое.

Председатель. — Это было уже когда вы были в отставке?

Герасимов. — Это было уже после.

Председатель. — В девятисотых годах. Может быть это было при вас?

Герасимов. — Я был тогда генералом для поручений и ничего не делал.

Щеголев. — Совершенно верно. Был издан розыскной циркуляр о Шорниковой?

Герасимов. — Не помню.

Щеголев. — С того момента, как она исчезла из Петербурга, вы ни в какие соприкосновения с ней не приходили?

Герасимов. — Нет, я вообще ее раз видел. Нет.

Председатель. — Входили ли в сношения с нею чины вашего отделения?

Герасимов. — После того, как она уехала. Я не знаю.

Иванов. — В каком году она возвратилась, в Петербург?

Герасимов. — Она возвратилась при Джунковском, просила о пенсии. Но я лично не знаю.

Щеголев. — Когда она просила пенсию, вам пришлось говорить с Джунковским?

Герасимов. — Я помню, такие статьи были в газетах. Я написал… по поводу того, что Шорникова была в организации… Я помню, в «Вечернем Времени» написали… По поводу моей деятельности, большой шум в газетах вызвали, потому что Курлов окружил себя такими господами. Ему нужно было меня грязью забросать. И вообще около моего имени шум поднялся.

Председатель. — Какими господами окружил себя Курлов?

Герасимов. — Веригин, Сенько-Поповский — это были люди такие… Мануйлов, который деньги получал из департамента полиции и писал обо мне гадости… Гурович — форменный провокатор. Он умер в девятисотых годах. Он тоже меня с грязью мешал и помещал всевозможные статьи. Тогда я просил Макарова и других выступить в процессе и защитить мое имя. Говорят: «не обращайте на это внимания».