Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3

Вырубова. — Он все знал, все говорил, все объяснял.

Председатель. — Вам приходилось слышать от него, что его призвание — снимать страсти с людей, делать их бесстрастными?

Вырубова. — Этого я никогда не слыхала. Мне он никогда не говорил ничего подобного. Мне он много рассказывал про свои путешествия, массу; в Иерусалим, не знаю где, по всей России он ходил в веригах, пешком. Это очень меня интересовало. Я слушала.

Председатель. — Это было раньше; потом он ходил в шелковых рубашках и вериг не носил.

Вырубова. — Да, ему все дамы шили. Мне, кажется, он носил что-то такое.

Председатель. — Почему вам это кажется?

Вырубова. — Он говорил, что у него все тело болит от того, что он на себя надевал.

Председатель. — Как он называл вас?

Вырубова. — Аннушка … Анна Александровна, разно называл.

Смиттен. — Скажите, пожалуйста, вам, как фрейлине двора ее величества, не казалось, что допущение к престолу такого лица, как Распутин, роняет престиж царя и царицы?

Вырубова. — Я боялась этого. Последнее время особенно. Говорили много гадостей.

Смиттен. — До вас доходили слухи, что Распутин — пьяница и развратник?

Вырубова. — Да. Я боялась…

Смиттен. — Вы говорили что-нибудь об этом царице?

Вырубова. — Они редко его видели, государь и государыня.

Смиттен. — Что вы называете редко?

Вырубова. — Раз или два, когда он приезжал.

Смиттен. — А приезжал он каждый день?

Вырубова. — Т.-е. в Петроград?

Председатель. — Не в Петроград, а в Царское Село.

Вырубова. — Редко приезжал.

Смиттен. — Что вы называете редко?

Вырубова. — К нам, во дворец, раза два в месяц, даже меньше. В сущности, когда государя не было, он никогда не бывал.

Смиттен. — Вы говорили с императрицей, что его нельзя допускать ко двору?

Вырубова. — Да, мы все говорили очень много.

Смиттен. — Но двор, как вы говорите, был против вас, все против вас интриговали?

Вырубова. — Мне было очень трудно. Они сами боялись этого; но они верили, что безусловно, когда кто-нибудь болен, когда его призовут, лучше будет. С наследником было так. А наследник был очень много болен.

Олышев. — Отвечая члену Комиссии, вы все-таки сказали, что предупреждали бывшую императрицу о том, что Распутина лучше дальше держать от двора.

Вырубова. — Я боялась, безусловно.

Олышев. — По указанию свидетелей, вы несколько раз в день виделись с императрицей и, когда уезжали к себе домой, вам часто приносили от нее записки; говоря обыкновенным языком, императрица не могла без вас жить?

Вырубова. — Не могла жить. Я была, как дочь совершенно там.

Олышев. — Отчего же вы не сказали: пусть вы меня не слушаете, но я в своем доме вам свиданий не буду устраивать; вы ведь не отрицаете факта, что, когда приезжал Распутин, у вас бывала не только императрица, но и вся царская семья?

Вырубова. — Они несколько раз приезжали, но я безусловно говорю, что мне часто это было тяжело. Но как я могла сказать? Они всегда были выше меня.

Олышев. — Раз вы сами относились отрицательно к Распутину, зачем вы устраивали свидание?

Вырубова. — Но, раз они требовали?

Олышев. — Они могли принимать у себя во дворце.

Вырубова. — Да, я знаю. Мне часто сестра говорила: «они за твоей спиной»; но я всегда была готова все сделать.

Олышев. — После того, как Андроников привез вам Хвостова, вы устраивали ему обед вместе с Белецким?

Вырубова. — Обедал у меня Хвостов, вместе ли с Белецким, не могу сказать, не помню.

Олышев. — В вашем же доме произошло свидание государя с Хвостовым?

Вырубова. — Государь очень редко бывал у меня, раз или два в год; когда я бывала больна.

Олышев. — А кто такая — Прилежаева, которая посылала вам телеграммы от Распутина?

Вырубова. — Мне? Прилежаева? Это не мне, кому-нибудь другому.

Председатель. — Телеграмма от Распутина, которую вы признали, подписана Прилежаевой. Она его поклонница?

Вырубова. — Я не помню.

Председатель. — Кто в телеграммах назывался «мама»?

Вырубова. — Государыня.

Председатель. — А «папа»?

Вырубова. — Государь. Вот почему, я вам говорила, он не мог быть «премудрость».

Смиттен. — А кого называли при дворе «цветком»?

Вырубова. — Не знаю.

Смиттен. — Вы говорите, что видели Добровольского только раз, после того, как он был с докладом, в качестве министра юстиции. Мне хочется, все-таки, еще напомнить о Добровольском; это особенная встреча, она предшествовала назначению Добровольского, который был вызван из Царского Села через гоф-фурьера и явился к вам на квартиру, где имел свидание с императрицей; она была в костюме сестры милосердия.

Вырубова. — Я вам говорю, я столько народу видела и принимала, что не могу помнить. Может быть, было. Если бы мог кто-нибудь дневник за меня вести, я была бы рада.

Смиттен. — Постарайтесь вспомнить содержание беседы. Это было так недавно, Добровольский был назначен 20 декабря 1916 года.

Вырубова (думает). — Это теперешний, который был министром юстиции, толстый, был ли он у меня? Может быть, очень часто бывали такие вещи с просьбами, что государыня у меня принимала.

Смиттен. — Почему такой прием?

Вырубова. — Всегда с посетителями, или у меня в лазарете, или у себя в лазарете, она много принимала.

Смиттен. — Специально назначались приемы у вас на квартире?

Вырубова. — Были часто.

Смиттен. — Почему императрица не приглашала во дворец?

Вырубова. — Во дворец труднее вызывать. Она предпочитала у меня: последние года два, три была полиция, следящая за всеми. У меня было на простой ноге, они любили просто приезжать.

Смиттен. — Если любили, они могли установить какой угодно простой порядок у себя. — Ведь гофмаршальская часть не записывала посещения ваши и Распутина при дворе?

Вырубова. — Этого я не думаю; не знаю, кто ведет эти записки, Бенкендорф, кажется?

Смиттен. — Позвольте поставить вопрос прямо; встречаясь у вас в квартире с разными лицами, которые занимали то или другое положение в государстве, императрица хотела скрыть эти встречи?

Вырубова. — Скрыть невозможно ничего. В Царском Селе у меня последние года два-три, была полиция, следящая за всеми, кто приходил и уходил.

Смиттен. — В чьих руках находилась полиция?

Вырубова. — В руках дворцового коменданта Воейкова.

Смиттен. — Каковы были ваши отношения с Воейковым?

Вырубова. — Не с ним, а с ней. Я видалась с нею.