Дмитрий Жвания - ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА

Троица нас затерроризировала! Они приходили без приглашения на наши собрания, обрывали наши телефоны. И все ради того, чтобы мы вступили в их тенденцию.

А познакомились мы с ними на демонстрации 7 ноября. Шли мы уже не под черным флагом с красной звездой, а под красным с эмблемой IV Интернационала – серп и молот на цифре 4. В ночь перед демонстрацией я стащил вывешенное на доме старое советское знамя, закрасил желтый серп и молот, а в центре полотнища синим фломастером нарисовал символ троцкистского Интернационала. Получилось не очень красиво, я не художник, но достаточным для того, чтобы утром привлечь к себе внимание спартаковцев из США.

Они подошли, держа в руках журнал, на черно-белой обложке - Ленин и Троцкий, а также бессметный слоган: «Да здравствует дело Ленина-Троцкого!». Их было двое: моряк и Виктор. Они широко улыбались, говорили, что рады встретить троцкистов на родине Октября. Мы дошли вместе до Дворцовой. Я им сказал, что мы дружим с французской организацией Lutte Ouvriere.

- О, это ненастоящие троцкисты! Они вслед за врагами рабочего класса не признают государство Восточной Европы рабочими, они не приветствовали вхождение Красной армии в Афганистан, - тут же заявил Виктор.

На Дворцовой площади на них набросились сталинистские старики, стали рвать их журналы с Троцким на обложке, кричать: «Сволочи! Провокаторы!» Мы защитили Моряка и Виктора. Я залез на постамент Александрийского столпа и начал ораторствовать. Рядом встал кто-то из ребят с флагом IV Интернационала. Я говорил, что революционная программа большевиков не имела ничего общего со сталинизмом, что именно сталинизм привел к реставрации капитализма в СССР, что советским трудящимся необходимо сохранить остатки завоеваний Октября, в частности, противостоять приватизации национализированной экономики и разрушению планового хозяйства. Меня слушало человек сто, а Грабовский фотографировал, как я в берете, стоя на постаменте Александринского столпа, выступаю на фоне троцкистского знамени, а знамя развевается на фоне Зимнего дворца.

Потом, в январе 1991-го, в Париже, на одной из демонстраций против войны в Персидском заливе, я увидел французских спартаковцев, они продавали свою газету «Молот». На первой полосе я обнаружил себя, выступающего на Дворцовой 7 ноября. Заголовок гласил: «Спартаковцы поднимают знамя IV Интернационала на родине Октября». Так вот зачем меня фотографировал Грабовский! Меня охватило возмущение. Я подошел к распространителям «Молота». Поздоровался по-французски, а потом, тыча пальцем в «Молот», начал на ломанном английском: «Ит из ай, он зе фото, бат ай эм донт спартакист! Айдестенд?!», Распространитель, а точнее – распространительница, дамочка лет 30, растерялась: «Уи, Уи!». Я продолжал напирать: «Ват, уи! Ват?! Ит из нот труф! Ай эм донт спартакист, айдестенд?!» «Уи!» - спартаковка быстро моргала, испуганно глядя на меня. Я отчаялся, что либо ей объяснить. «Уан момент, эскиузьми, - сказал я, вырвал из ее рук экземпляр газеты, а потом, показывая ей на фото, еще раз сказал: - ит из донт ай». «Уи!». «Фак спартакист!» - бросил я на прощание. Пьер меня успокоил, когда я рассказал ему о фотографии в «Молоте»: «Они так делают, мы это знаем».

Марта Филиппс была основной в компании спартаковцев, комиссаршей. Начальство Лиги ее отправило в Москву. Но как только ей сообщили, что в Ленинграде Грабовский и «ковбой» познакомились с нами, она тут же примчалась ан берега Невы обрабатывать нас. Все кончилось скандалом. Мы пригласили их на свое собрание, чтобы объяснить им, почему не хотим становиться секцией ИКЛ. Собрание проходило в одной из аудиторий в первом корпусе института Герцена. Мы сидели друг против друга, за преподавательским столом моряк, Грабовский и Марта, а мы за партой. Я спокойно объяснил, в чем наши позиции разнятся, одобрение советской агрессии в Афганистан - главное, что нас не устраивало в политике ИКЛ, если не брать в расчет, конечно, странное поведение засланной троицы. Спартаковцы вербовали нас грубо, безыскусно: обещали регулярные поездки в Штаты для «обмена опытом», ставки для освобожденных активистов и прочие блага. Я сказал, что теоретическая и политическая дискуссия – это максимум, на что мы готовы. Вдруг Марта Филиппс вскочила и начала кричать, ее глаза под очками блестели безумием:

- Вы не понимаете! Здесь совершается огромная историческая ошибка! Сейчас, здесь, мы могли возродить троцкизм в СССР! А вы отказываетесь! Это недопустимо!

Под конец тирады Марта перешла на визг и разрыдалась.

Мы растерялись, никто не ожидал такого взрыва эмоций, такого сумасшествия. В аудитории стало тихо, лишь Марта Филиппс хлюпала носом и сморкалась в одноразовый платок.

Молчание прервал усатый «ковбой». Он что-то сказал по-английски.

- Хау мач? – удивленно переспросил Игорь Рыбачук, который вступил в РПЯ в сентябре, он учился на том же факультете, что и я, но на курс младше, его рекомендовал Саня Гажев.

«Ковбой» повторил. Игорь повернул ко мне свое растерянное лицо: - Они просят, чтобы мы им заплатили 100 рублей за журналы «Спартаковец» и другие их материалы…

У меня были с собой «партийные» деньги, я отсчитал сотню (месячная зарплата инженера!) и протянул «ковбою».

- Сенкью, амиго!

Товарищи потом ругали меня за то, что фактически подарил сотню из общей кассы, но я не хотел унижаться перед бывшим завсегдатаем анонимных обществ. Так мы расстались со спартаковцами. Марта Филиппс жила в Москве года два, в начале 90-х ее нашли мертвой в съемной квартире. Спартаковцы попытались представить ее новой Розой Люксембург, женщиной, которая погибла за интересы рабочего класса от рук его врагов. Но это все патетика. О смерти Марты ходили разные слухи, но я не думаю, что их нужно тиражировать.

Затем спартаковцы прислали в Питер какого-то сумасшедшего немца лет 25. Он врывался на собрания других групп и кричал что-нибудь типа: «Вы не троцкисты! Это мы настоящие троцкисты! А вы фашисты!». Один раз мы сказали ему, что если он ворвется на наше собрание, то вернется в Германию с кривым носом и распухшими яйцами, а то и вовсе без них. Он внял.

С немцем работал один парень, физик по профессии, Алексей Петров. Он переходил из одной организации в другую, мы даже прозвали его «блуждающим членом». Вначале он сотрудничал с РКРП, потом с нами, затем со спартаковцами, после - с Militant, то есть с Биецом и Элизабет, вокруг него собралась питерская группа «Рабочая демократия». Когда Militant начал колоться, он выбрал тенденцию, которая называется Комитет за марксистский интернационал, разошелся с Биецом. Недавно на три части раскололась и группа «Рабочая демократия», и Петров возглавляет один из осколков. В троцкистской среде он известен под псевдонимом Иван Лох. Пятнадцать лет назад это был спортивный парень, любитель бега трусцой. Сейчас Леша – очень полный, заросший бородой и волосами, беззубый мужчина, похожий на экс-хиппи.