Дмитрий Жвания - ПУТЬ ХУНВЕЙБИНА

Но из затеи Троцкого ничего не вышло. Его «интернационал» изначально представлял из себя конгломерат сект и кружков. Еще при жизни Троцкого он распался на конкурирующие тенденции. И ладно бы, если бы фракции спорили только по политическим вопросам! В конце 30-х годов две французские группы воевали друг с другом на право держать при себе внука Троцкого, Всеволода Седова. У самого Троцкого не было опыта партийного строительства. Пока Ленин создавал партию большевиков, Троцкий критиковал за сектантство и вождизм, что, однако, не помешало ему, когда встал вопрос о захвате власти, воспользоваться плодами ленинской работы. Собственные организационные начинания Троцкого терпели фиаско. До 1940 года IV Интернационал держался на авторитете «красного Льва». 20 августа 1940 года Троцкого убил сталинский агент Рамон Меркадер ударом ледоруба. В IV Интернационале началась война за наследство, которая продолжается поныне. Он распался на ряд соперничающих, порой остро враждующих течений и сект. Вырождению троцкистского движения, конечно, способствовало давление со стороны сталинистов. Быть троцкистским активистом было небезопасно даже на демократическом Западе. Это, например, подтверждает случай с Мокки из французской Lutte Ouvriere. Отсюда - нетерпимость троцкистов к любой критике, замыкание в собственной секте. Часто троцкисты напоминают гностиков – только их партия, их тенденция, их течение знает волшебный рецепт освобождения рабочего класса и всего человечества. Остальные – не знают, как надо. К конкурентам троцкисты в лучшем случае относятся как к «ошибающимся товарищам», «мелкобуржуазным социалистам», в худшем – как к врагам, агентам империализма и сталинизма, а то и фашизма.

Обо всем этом я узнал позднее, а тогда что я видел? Я видел, что с Запада приезжают люди, и мужчины, и женщины, которые заявляют, что хотят помочь русским активистам создать организацию революционеров. Конечно, я шел с ними на контакт.

В начале сентября в Питер приехала английская троцкистка Элизабет Кларк, типичная уроженка Туманного Альбиона. Высокая блондинка лет 45 с конопатым лицом, в очках, с тонкими губами, которые растягивались в улыбке, когда Элизабет как бы шутила. Она представляла тенденцию Militant, которая, естественно, враждовала с Рабочей революционной партией. Потом Элизабет рассказала мне, что в молодости была баптистской, представительницей христианской молодежи, ухаживала за больными, сирыми и убогими. Но вихрь молодежного бунта унес ее в революцию. Она создавала ячейки Militant в странах третьего мира, и вот приехала в Россию.

В Москве Элизабет успела обработать Биеца, и тот с энтузиазмом взялся за создание российской секции Militant. Взять нас с наскока она не смогла и перешла к длительной осаде РПЯ. Вскоре подъехал ее товарищ по партии Роберт Джонс, крепкий лысый мужик среднего роста, больше похожий на возрастного футбольного хулигана, нежели на троцкистского активиста. Роберт очень плохо говорил по-русски, с жутким акцентом. Элизабет знала язык лучше, хотя, как и Роберт, закончила лишь краткосрочные курсы русского перед отправкой в Советский Союз.

Militant отличается от других троцкистских тенденций тем, что придерживается тактики энтризма, проще говоря, его активисты организованно входят в крупные левые реформистские партии, дабы убедить ее членов в правильности троцкизма и переманить их к себе. В Англии Militant находился внутри Лейбористской партии, потом внутри тенденции начались споры, все закончилось расколами и распадом Militant на несколько соперничающих сект.

Откуда эта идея энтризма? Троцкий в одной статье посоветовал английским троцкистам работать внутри Лейбористской партии, и вот этот один совет, выданный в конкретной политической ситуации, Militant абсолютизировал и сделал из него рецепт на все времена и все случаи политической жизни. Вырывать из «священного писания» какой-то кусок и строить на этом куске здание собственной «церкви» – типичная черта сектантов, как троцкистского, так и любо другого толка.

Но вот беда: Советском Союзе не существовало больших левых реформистских партий. Куда входить? Не в КПСС же! Но Militant вывернулся из этой ситуации весьма своеобразно. Вначале, говорили идеологи тенденции, на волне перестроечной демократизации нужно способствовать зарождению и развитию массовой рабочей партии (а то, что она появится, никто в Militant не сомневался), параллельно создавая организацию троцкистов, а потом, когда реформистская партия появится, троцкисты войдут в ее ряды, чтобы преобразовать партию в авангард революции. Вот такая сложная задача. Роберт уехал решать ее в Москву, а Элизабет осталась в Ленинграде. Затем из Англии в помощь Элизабет приехал еще один активист, парень лет 30, худой, в очках – типичный «ботаник». Я с позволения профессора Юрия Васильевича Егорова пригласил его и Элизабет на семинар по новейшей истории, чтобы они рассказали о троцкизме, о положении трудящихся на Западе. Они пришли, но не смогли воодушевить моих однокурсников, а, наоборот, разочаровали какими-то плоскими рассуждениями об ужасах капитализма.

Осенью на нашем горизонте нарисовалась еще одна троцкистская команда – американцы из Интернациональной коммунистической лиги спартаковцев. Они приехали с уже готовым тиражом журнала «Спартаковец». Его содержание озадачило. Спартаковцы не столько обличали капитализм, столько другие троцкистские группы и тенденции, причем языком сталинистского агитпропа 30-х годов. Конкуренты объявлялись «лакеями империализма», «двурушниками», «шавками буржуазии». А английский троцкист Джерри Хилли, создатель Революционной рабочей партии, обвинялся в растлении малолетних девочек. Якобы бывший докер, здоровяк Хилли, обращал девушек в троцкизм исключительно через постель. В журнале «Спартаковец» мы узнали об одной страшной болезни – сталинофобии. Это когда, критикуя сталинизм, ты не пользуешься диалектическим методом, а все очерняешь, не желаешь признать, что сталинизм сохраняет связь с Октябрьской революцией, и в итоге оказываешься в лагере империалистической реакции. Надо ли говорить, что, по мнению спартаковцев, в этом лагере оказались все троцкисты, и лишь они, спартаковцы, сохранили верность учению Ленина-Троцкого? Кроме того, спартаковцы призывали поддержать советское вторжение в Афганистан.

Я не особенно хотел общаться ними, но они прилипли, как банный лист к ягодице. Они – это: здоровый широкогрудый мужик с черными усами, похожий на ковбоя – он предпочитал клетчатые рубашки и сапоги-«казаки»; Виктор – мужчина интеллигентного вида лет 35 с рыжей щетиной на лице, с польской фамилией, кажется – Грабовский; и Марта Филипс, худая еврейская женщина в очках, под очками – безумные глаза. Как потом выяснилось, широкогрудый мужик был не ковбоем, а до вступления в ИКЛ работал моряком дальнего плавания. Активистом стал после развода. Ходил в разные общества, остался с троцкистами.