Фрэнк Партной - FIASCO. Исповедь трейдера с Уолл-Стрит

Закрытие сделки шло своим чередом. Я должен был взять на себя заботу об аргентинской стороне, что подразумевало переговоры с аргентинскими адвокатами и аргентинским банком, игравшим роль смотрителя облигаций Pre4. В Аргентине каждый банк и каждая компания считали своим долгом ублажить меня музыкой, без которой, по их мнению, американец не выживет, — «Звездно-полосатым флагом», так что я был рад вернуться в СШA и услышать другую мелодию. B качестве поверенных мы выбрали Cravath, Swaine & Moore, агрессивную старомодную фирму, которую группа производных бумаг предпочла компании Davis, Polk & Wardwell, традиционно осуществлявшей юридическое обслуживание Morgan Stanley.

Сделка с Pre4 Trust сопровождалась двумя серьезными неприятностями. Bo-первых, встал вопрос, имеем ли мы право называть бумаги Pre4 Trust производными. Вдохновленный беседой с одним из партнеров выбранной нами юридической фирмы, я решил написать в проспекте большими буквами, что мы торгуем производными бумагами и вложения в них рискованны. Я рассудил, что если кто-нибудь и предъявит иск Morgan Stanley, то можно будет ответить: клиентов никто не дезориентировал, убеждая в отсутствии риска в сделке, более того, об этих бумагах было без обиняков сказано «производные».

Хотя к тому времени этот термин и приобрел популярность, тут крылся один нюанс. Каждый знал, что бумаги Pre4 Trust — производные, но тем не менее я считал, что недвусмысленное заявление об их природе упрочит позицию фирмы в любом судебном процессе, который возможен в будущем. Мы закончили редактировать начисто, добавили термин «производные» и отправили проспекты в печать.

Когда Королева RAV вернулась из Мексики, я вручил ей только что опечатанный проспект и доложил: все идет по расписанию. Проспекты были уже на пути к инвесторам, а одну большую коробку я припас, чтобы на следующий день раздать продавцам. Через несколько минут до меня донесся вопль, от которого кровь застыла в жилах. Королева взорвалась, углядев в проспекте слово «производные». Она начала орать на меня, употребляя все приходящие в голову эпитеты:

— Черт тебя подери! Тут написано «производные»! Они не производные! Почему производные? Кто тебе сказал, что эти бумаги производные?!

Я попытался объяснить, как именно это слово может нам помочь в любой тяжбе. Королеву не интересовало, поможет ли оно и что по этому поводу сказал партнер юридической фирмы. Рассвирепевшая дамочка и слышать не желала, что она будет иметь дело с производными бумагами, поскольку термин успел приобрести нехороший оттенок. Я получил приказ приостановить распространение проспектов до изъятия из них гнусного слова. Когда же я продолжил настаивать на своем, Королева приволокла Маршала Саланта и убедила его в необходимости предать дьявольское слово забвению. Я сопротивлялся еще несколько минут, спросив, по-прежнему ли мы называемся группой производных бумаг или нас уже переименовали? Осталась ли в названии ГПП буква П? Действительно ли мне предлагают пустить коту под хвост неимоверно сложную сделку из-за одного слова? Все было бесполезно.

«Нет, — сказала она. — Прекрати рассылку, а свою чертову коробку спрячь». Так что когда забредший на огонек продавец попросил экземпляр проспекта, он услышал душераздирающий крик: «Нееет!».

Я еле успел уломать Federal Express не рассылать проспекты, связался с корреспондентами и на случай прокола со стороны Federal Express велел уничтожить всю «криминальную литературу» до последнего листочка. Кроме того, мне пришлось позвонить в юридическую фирму чтобы попросить вычеркнуть грязное слово «производные» из проспекта и заново отпечатать тираж. Мне обещали устроить тщательный обыск на предмет нахождения известного, но запрещенного к употреблению слова во всем шестидесятистраничном документе.

Я сходил с ума и от уверенности в своей правоте, поскольку если эта сделка проводилась не с производными бумагами, то следовало упразднить само понятие производных вообще. Задавая Королеве вопрос, не хочет ли она оставить себе старые проспекты как сувениры, я и в мыслях не держал издеваться над ней, но она взорвалась: «Меня не интересует, что ты с этими хреновыми проспектами сделаешь! Хочешь — сожги, хочешь — оклей ими свой сортир, только чтобы я больше о них не слышала и их не видела!»

После того как допущенные цензурой проспекты распространили, а документы для завершения сделки подготовили к подписанию, нам оставалось только дожидаться торжественного дня. По плану сделка должна была завершиться в ближайший понедельник. К пятнице, 30 сентября, были закончены последние мелочи. Все разъехались на выходные, а я остался в офисе до вечера, чтобы убедиться, что ничего не забыл. Кроме меня на этаже никого не было. Без того бедлама, который устраивали свирепые трейдеры и франтоватые продавцы, было непривычно тихо и спокойно. И тут зазвонил телефон. Вот и настало время рассказать о второй серьезной неприятности, произошедшей в ходе подготовки сделки с Pre4 Trust.

Звонили мне из небольшой страховой компании со Среднего Запада. Их согласие на сделку стало ключом к получению согласия от других инвесторов. Как самый крупный заказчик, компания являлась просто становым хребтом сделки. Я удивился, что им надо в такой поздний час. Вот наш диалог:

— Фрэнк?

— Слушаю.

— Мы решили не спешить со сделкой по Pre4 Trust.

— То есть?

— Ну, понимаете... сделка нас не совсем устраивает. Надеюсь, наше решение не сопряжено с неудобствами для вас.

Да какие тут к чертям неудобства! О чем он говорит? Я старался не удариться в панику, но ситуация осложнилась донельзя. Я работал над сделкой больше месяца, а теперь ее разрушает крупнейший заказчик. Если он действительно пойдет на попятный, то катастрофа неизбежна. Группа производных бумаг упустит фантастическую прибыль, самую большую прибыль за этот год, а я могу просто потерять работу. Смотря перед собой в пространство, я понял, что уговорить инвестора остаться — для меня вопрос жизни и смерти.

Поэтому я постарался ответить так спокойно, как только мог:

— Вы не можете так поступить. Сделка закрывается точно по плану в понедельник. Мы рассчитывали на вас. Мы работали с вами неделями. Теперь отступать уже поздно.

Помолчав, я добавил:

— Побойтесь Бога! В офисе уже никого нет. Рабочий день давно закончился.

— Тут около меня сидит поверенный, так она говорит, что в проспект были внесены некоторые изменения, причем изменения не в нашу пользу. Вот мы и не хотим участвовать в сделке.

В проспект были внесены изменения? Голова у меня пошла кругом. Как это случилось? Рушился весь траст. Если эти ребята сбегут, то за ними могут последовать и остальные, а сделку мы так и не закроем. Крупнейшая прибыль за год оказалась под угрозой. Теперь я точно знал цену своей шкуры, и стоила она четыре миллиона долларов, а по телефону, сейчас обсуждался вопрос ее сохранности.