Жак Сустель - Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы

На двадцатый день пленники шли проститься со своими хозяевами, «и их поющие голоса звучали так, как будто они вот-вот сорвутся, как будто они вдруг охрипли». Они окунали кисти своих рук в охру или голубую краску и оставляли отпечатки ладоней на перемычке двери или дверном косяке. Затем они надевали украшения, которые для них были приготовлены. На заре начиналось великое шествие Пайналя, незначительного бога-посланца, который изображал Уицилопочтли. Процессия двигалась от центра столицы к Тлателолько, оттуда – к деревням побережья, Попотлану и Чапультепеку и далее к окраинам Койоакана. Время от времени процессия останавливалась, и некоторые из жертв расставались с жизнью. Когда Пайналь, описав этот большой круг, вновь появлялся в Теночтитлане и ступал на священную огороженную территорию вокруг храма, раздавался звук раковин, и пленников одного за другим приносили в жертву на камне перед воротами храма Уицилопочтли.

Другие обычаи носили характер, в чем-то схожий с популярным увеселением во время нашего карнавала. В течение первых дней месяца Атемоцли жрецы и молодые воины объединялись в противоборствующие команды и дрались ветками и стеблями тростника. Если воины захватывали в плен жреца, «они натирали его листьями агавы, от которых его тело чесалось и горело; а если один из молодых воинов попадал в плен, то жрецы царапали ему уши, руки, грудь и ноги колючками, пока он не начинал кричать. А если жрецам удавалось загнать одного из юношей во дворец, то они грабили его, вынося все циновки, веревочные ковры, сиденья со спинками, кровати и табуретки. Если они находили гонги или барабаны, они забирали и их тоже; они уносили все. А если молодые воины загоняли жрецов в их монастырь (кальмекак), они тоже грабили их и уносили циновки, раковины и стулья».

Этот же элемент противоборства и временное разрешение действий, которые в другое время были бы сурово наказаны, также можно найти в месяце Тититль. На этот раз уже маленькие мальчики, вооруженные похожими на валики мешками, наполненными бумагой или листьями, нападали на девочек и женщин. У тех были палки и ветки для самозащиты, но пострелята вовсю старались захватить их врасплох. Они прятали свои мешки, окружали ничего не подозревающую женщину и затем внезапно стукали ее мешками и кричали во всю глотку: «А вот и мешок, тетенька». После этого они со смехом убегали.

Эти ритуалы, страшные, или прекрасные, или наводящие ужас, как Тлакашипеуалицтли, который заканчивался танцами жрецов, одетых в человеческую кожу, или радостные, как церемония Тлашочимако, когда во всех храмах рассыпали цветы, – неизбежно отнимали значительную часть времени, труда и ресурсов общества. Они были и очень частыми, и очень долгими и исполнялись очень скрупулезно: каждая деталь – с необычайной тщательностью. И Мехико, столица империи, участвовал во всех многочисленных и всепоглощающих церемониях, в отправлении каждого культа и молился всем богам.

По этой причине даже среди своих ближайших соседей, например жителей Тецкоко, жители Мехико имели репутацию таких набожных людей, что невозможно было точно знать, скольких богов они почитают. Но чтобы понять, какое значение имела для них вся эта религиозная деятельность, необходимо заново дать определение словам «ритуал» и «церемониал» и лишить их всех традиционных атрибутов, которые они приобрели в условиях нашей цивилизации.

Для древних мексиканцев не было ничего более жизненно важного, чем эти передвижения, песнопения, танцы, жертвоприношения и привычные действия, потому что, в их понимании, все это обеспечивало регулярное чередование времен года, наступление сезона дождей, прорастание растений, которыми они жили, и возрождение солнца. Мексиканский народ, прежде всего жрецы и сановники, день за днем был занят постоянно обновляемым процессом белой магии, нескончаемым коллективным усилием, без которого была бы уничтожена сама природа. Поэтому это было самым серьезным занятием в жизни, самой настоятельной обязанностью.

Тем не менее такая большая занятость в религиозных церемониях не мешала ни гильдиям, ни людям следовать своему обычному роду занятий. В своих мастерских ремесленники занимались литьем и чеканкой по золоту, и в то же самое время почтека готовились к своим поездкам или продавали товары, которые привезли из далеких провинций. Торговля во всех своих формах была распространена на рынках и улицах: хозяин небольших лавок обеспечивал тех, кто в них работал, по крайней мере, тем малым, что помогало им содержать семьи. Женщины продавали прохожим маисовые лепешки под названием тамалес, а также атолли, маисовую кашу, готовое к употреблению какао, блюда, сдобренные перцем и помидорами, и вареное мясо. А мужчины выставляли на продажу маис, семена тыквы, масличное семя, мед, кастрюли и циновки. Несомненно, все они изо всех сил старались привлечь клиентов, расхваливая свои товары и зазывая покупателей при помощи тех традиционных выкриков, которые составляют жизнь улицы. Служитель закона, торопящийся в суд, как и чиновник, идущий на свою службу, или селянин, проводящий день в городе, чтобы сбыть свою продукцию, останавливались на минутку перекусить и шли дальше. С гор спускались переносчики древесины, тяжело дышащие под тяжестью своего груза. Некоторые из них работали посменно, чтобы не ослабеть под весом бруса и балок. Где-то в другом месте рабочая бригада, вызванная местными органами власти, ремонтировала акведук под руководством чиновника.

Система текитль, или коллективный труд по заявкам, которым должны были заниматься простолюдины, обеспечивала выполнение общественных работ. Таким образом, власти имели в своем распоряжении значительные трудовые ресурсы. Именно так, например, во времена Монтесумы I рабочими, собранными со всех регионов, была построена большая плотина под названием «старая стена» (уэуэ атенамитль). Благодаря этой же системе в годы правления царя Ауицотля индейцы из Тецкоко, Ацкапотсалько, Тлакопана, Койоакана, Шочимилько и четырех других городов вырыли канал, чтобы подвести воду от источника в Мехико. «Муравейник – так можно было бы это назвать», – замечает историк. И действительно, именно муравейник приходит на ум при виде спокойной, рационально организованной работы, которая заполняет всю трудовую часть дня.

Мексиканец в былые времена был так же непритязателен в еде, как и в наши дни. Большую часть времени он довольствовался нечастым и скудным питанием, состоявшим, главным образом, из кукурузы в виде лепешек, похлебки, или тамалес, бобов и уаутли, или амаранта, зерен и чъяна, или шалфея. Однако, несмотря на это, справедливости ради надо признать, что питание простолюдина в доколумбовскую эпоху было более разнообразным, чем в наши дни, так как оно включало в себя некоторые растения, как культурные (уаутли), так и дикорастущие, земноводных и насекомых, которые в настоящее время используются гораздо меньше, если вообще не забыты. Привилегированные классы, конечно, могли наслаждаться гораздо более богатой кулинарией.