Жак Сустель - Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы

Мексиканцы были страстными игроками в азартные игры. Было две игры, которые возбуждали их до такой степени, что некоторые индейцы проигрывали все свое имущество и даже свою свободу: они доходили до того, что продавали себя в рабство. Этими играми были тлачтли и патолли.

В тлачтли, игру в мяч, играли в Мексике с древнейших времен: площадки для игры в тлачтли были обнаружены в городах, относящихся к периоду расцвета цивилизации майя, в Эль-Тахине и в Туле; та, что находится в городе Чичен-Ица на полуострове Юкатан, является одним из самых прекрасных памятников во всей Центральной Америке. Такие площадки часто изображаются в индейских манускриптах, и в плане они представляют собой двойную букву «Т». Две команды вставали друг напротив друга, по обе стороны от центральной линии, а игра состояла в том, чтобы заставить тяжелый каучуковый мяч оказаться на противоположной стороне площадки.

В боковых стенах имелись два каменных кольца, и, если одной из команд удавалось забросить мяч в одно из них, та команда выигрывала сразу; однако это было трудным делом, редко кому удававшимся, тем более что игрокам не разрешалось дотрагиваться до мяча ни руками, ни ступнями, а только коленями и бедрами. Игроки бросались на землю, чтобы добраться до мяча, и своими телами ощущали все удары, когда шла борьба за мяч. Поэтому, как и современные игроки в регби или бейсбол, они надевали защитные подушечки, наколенники, кожаные фартуки и даже специальные приспособления на подбородок и полумаски, закрывающие щеки. Также на них были кожаные перчатки, чтобы защитить руки от постоянного царапанья о землю. Но, несмотря на все эти меры предосторожности, несчастные случаи не были редкостью: некоторые игроки, получив удар в живот, падали и не могли уже больше подняться; а после игры большинству из них приходилось делать надрезы в ягодицах, чтобы выпустить кровь из сосудов, излившуюся в ткань. Несмотря на все это, игра была очень распространена. Играть в нее дозволялось только представителям правящего класса.

Игра тлачтли, безусловно, уходила корнями в мифологию и имела религиозное значение: считалось, что площадка для игры изображала собой мир, а мяч – небесное тело, солнце или луну. Небо было священным тлачтли, на котором богоподобные существа играли со звездами как с мячом. Но в повседневной мирской жизни эта игра была поводом для крупных пари, при которых из рук в руки переходило большое количество одежды, перьев, золота и рабов. По существу, это была игра для «больших» людей, и для некоторых из них она заканчивалась разорением и рабством.

Иштлильшочитль рассказывает, как император Ашайакатль играл против владыки Шочимилько и поставил рыночную площадь Мехико против сада, принадлежавшего этому правителю. Он проиграл. На следующий день мексиканские воины появились во дворце счастливого победителя и, «приветствуя его и принося ему дары, они бросили ему на шею гирлянду цветов с запрятанным в ней ремешком и таким образом убили его».

Патолли была игрой в кости, похожей на европейскую игру лудо. В «Кодексе Мальябеккьяно» изображены четыре игрока, сидящие на земле или на циновках вокруг стола в форме креста и разделенного на квадраты. С одной стороны находится бог Макуильшочитль, покровитель танцев, музыки и азартных игр, который наблюдает за игроками.

Для игры в кости игроки использовали бобы, помеченные определенным количеством точек; и в соответствии с цифрами, выпадающими при каждом броске, они передвигали небольшие разноцветные камушки от клетки к клетке на игровой доске. Выигрывал тот, кто первым возвращался на клетку, с которой начал игру.

Патолли, как и тлачтли, имела скрытый внутренний смысл. На доске было пятьдесят две клетки по числу лет, входивших в ритуальный и солнечный циклы. В патолли играют и по сей день или, по крайней мере, играли двадцать лет назад индейцы нахуа и тотонаки в Сьерра-де-Пуэбла. В отличие от игры в мяч для аристократов это была самая распространенная игра среди представителей всех классов, и в ней страсть индейцев к азартным играм могла проявляться без всяких ограничений. Любопытно, что ацтеки, хоть они и придерживались пуританских взглядов в отношении алкоголя и ограничения сексуальной жизни, видимо, никогда не пытались обуздать свою тягу к азартным играм. Книги прорицаний не идут далее предупреждений тем, кто родился под определенными знаками, такими, как се калли («один – дом»), например, что они станут азартными игроками и, играя, потеряют все свое имущество.

Мексиканцы, не имея ни водяных, ни солнечных, ни каких-либо других часов, не могли делить дни на точные промежутки времени. Однако интенсивная общественная жизнь и ритуальные действа предполагают существование определенных, четко установленных отправных моментов, которые Муньос Камарго называет «часами и минутами, предназначенными для управления республикой». Если мы принимаем сказанное этим летописцем, то трубы и морские раковины звучали с вершины храмов Тлашкалы шесть раз за двадцать четыре часа, то есть на восходе Венеры, в середине утра, в полдень, в середине второй половины дня, в начале ночи и в полночь. И все же такие выражения, как «середина утра» или «середина второй половины дня», в отсутствие прибора, измеряющего время, неизбежно неопределенны; но правдой является то, что жрецы умели вести наблюдения за небесными телами, за траекторией движения солнца и движением некоторых звезд. Поэтому они умели намечать промежуточные точки между востоком и зенитом и между зенитом и западом с достаточной точностью. Ночью они наблюдали за Венерой и Плеядами.

По словам Саагуна, храмовые барабаны и морские раковины подразделяли двадцать четыре часа на девять частей: четыре дневные (на восходе солнца, в середине утра, в полдень и на закате) и пять ночных (начало ночи или конец сумерек, час отхода ко сну, час, когда жрецы должны были вставать на молитву, «слегка за полночь» и «незадолго до зари»). Поэтому некоторые из этих временных отрезков были довольно длинные, равные трем или четырем часам, а другие – очень короткие.

Понятие абстрактного времени, поддающегося делению и вычислению, видимо, так никогда и не возникло. Но дни и ночи имели свой ритм, и этот ритм задавался с вершин храмов, башен богов и ритуальных церемоний, которые возвышались над сельской местностью и регулировали жизнь людей. Днем, над шумом проснувшегося города, или в тишине ночи вдруг раздавался хриплый звук морских раковин и грустная дробь барабанов, отмечавшие солнечные или звездные фазы. И всякий раз жрецы при этом воскуряли ладан солнцу или владыкам царства теней. Очень возможно, что эти установленные моменты времени использовались для определения времени встреч, созыва советов и открытия или закрытия судебных слушаний. Храмовые инструменты регламентировали день подобно церковным колоколам в христианской общине.