Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

На вопрос Буркхардта о том, что такой человек, как Вайцзеккер, станет делать, если в августе разразится война, Аттолико ответил, что он должен обязательно остаться в этом случае на своем посту, поскольку лишь он сможет попытаться что–то предпринять и добиться. Аккуратно действуя «из–за кулис», он смог бы помочь избежать многих опасностей, предотвратить немало зол и спасти жизни многих людей.

«Я говорю с вами предельно откровенно, как мужчина с мужчиной, и очень рассчитываю на то, что вы сделаете все от вас зависящее, чтобы не допустить, чтобы произошел полный разрыв из–за Данцига. Очень прошу вас не идти по легкому пути – в знак протеста уехать из Данцига. До конца, до крайнего предела пытайтесь сглаживать острые углы, умиротворять обе стороны, убеждать их воздержаться от конфликта».

Предсказание Аттолико о том, что на своем посту Вайцзек–кер будет держаться до конца, подтвердилось не полностью. Его слова о том, что работа с таким непереносимым человеком, как Риббентроп, – это ежедневные мучения, оказались не преувеличением. Много раз госсекретарю приходилось обращаться с просьбой об отставке, и бесчисленное множество раз он действительно был настроен уйти. Лишь просьбы со стороны оппозиционеров понуждали его остаться на своем посту. Для оппозиции Вайцзеккер был не только авторитетом и опорой; они также считали, что, будучи хорошо знаком со всеми тонкостями и нюансами политики на высшем уровне, он, как никто другой, сможет успешно провести переговоры о мире в случае переворота и свержения Гитлера [10].

Также принимались во внимание тесные связи Вайцзеккера с оппозиционно настроенными людьми среди военных и его высокий авторитет в официальных кругах.

Льюис Нэмир в своей работе, рассказывающей о нацистской Германии, поставил под сомнение то, насколько искренне и реально Вайцзеккер выступал против гитлеровского режима. Подобный подход основан главным образом на опубликованных архивных материалах германского МИДа, однако эти документы использовались оппозицией не для того, чтобы продемонстрировать свои истинные взгляды, помыслы и намерения, а как раз наоборот, для того, чтобы их скрыть. Гораздо более серьезным и надежным источником для выводов являются практически единодушные свидетельства участников Сопротивления, работавших во внешнеполитической сфере, в том числе и в МИДе, которым удалось пережить войну.

Первые отдельные попытки (в общем–то случайные и бессистемные) обратить внимание ключевых фигур из высшего военного руководства на все возрастающий экстремизм и авантюризм нацистов и на все более опасный крен их внешнеполитического курса делались еще в 1936 году.

Главным адресатом таких обращений было Верховное командование сухопутными силами (ОКХ).

Возглавляемые Герингом ВВС (люфтваффе), – детище самого Гитлера, практически полностью являлись составной частью нацистской машины. Военно–морские силы, пострадавшие от Версальского договора еще в большей степени, чем сухопутные, были благодарны новому режиму за освобождение от «кандалов», которыми в известной степени являлись ограничения, наложенные на них англо–германским соглашением от 18 июня 1935 года. Руководители ВМС были привержены нацистскому режиму в меньшей степени, чем руководство военно–воздушных сил, но в большей – по сравнению с руководством сил сухопутных.

Отношение к Гитлеру со стороны военных, включая высший офицерский состав, изначально было неоднозначным. С учетом традиций и мировоззрения, характерных для военной касты, они с презрением и негодованием относились к примитивно–упрощенческим взглядам и подходам нацистов к общественным вопросам в целом, к их откровенному авантюризму в экономических и культурных вопросах. Они, с одной стороны, были сторонниками «сильной руки», но в то же время у них вызвали опасения явные признаки узурпации власти и даже откровенной тирании. Первые годы пребывания Гитлера у власти создавали в целом обнадеживающее впечатление по поводу его внешнеполитического курса, однако уже тогда появились тревожные сигналы необоснованного риска и откровенного авантюризма в этой области, что проявилось в поддержке путча местных нацистов в Австрии в 1934 году.

Вызывала настороженность и политика Гитлера в вопросах религии. Однако все это уравновешивалось в глазах военных фактической денонсацией Гитлером Версальского договора и тем, что он с еще большим рвением, чем они сами, осуществлял укрепление и перевооружение вооруженных сил в соответствии с той программой, которая была разработана и активно претворялась в жизнь. В июне 1934 года он провел кровавую чистку коричневорубашечников – штурмовиков СА, являвшихся полицейскими военизированными формированиями нацистской партии, чтобы взять под свой контроль все силовые структуры и военизированные формирования в стране. И хотя при этом были убиты и некоторые военные, в частности генералы Шлейхер и фон Бредов, военное руководство фактически посмотрело на это сквозь пальцы, исходя из того, что «лес рубят – щепки летят».

В середине 30–х годов весь офицерский корпус был захвачен процессом стремительного перевооружения армии и ее значительным укреплением – это сопровождалось новыми назначениями для многих из них и общим повышением статуса военного в обществе. Этот период в истории Третьего рейха (1934—1936 гг.) характеризовался умеренностью и сдержанностью; даже самые ярые критики нацистского режима считали, что он на пути к тому, чтобы «остепениться» и стать политически зрелым и ответственным. Первым сигналом и поворотным пунктом, свидетельствующим о готовности Гитлера к рискованным и авантюрным внешнеполитическим шагам, было введение войск в демилитаризованную Рейнскую область, хотя операция и прошла успешно и могла быть занесена Гитлером в его актив.

Среди наиболее информированной части высших военных кругов уже было известно, что Гитлер стал все более откровенно говорить о необходимости и неизбежности войны как средства для выполнения тех задач, которые он ставил перед Германией. Другой момент, вызывавший беспокойство, был связан с экономическим курсом нацистов, который называли «бандитской» или «грабительской» экономикой. Этот курс истощал и растранжиривал национальные ресурсы; форсированный экономический рост, обеспечивавшийся принудительной трудовой мобилизацией и другими подобными методами, являлся в значительной степени неестественным и грозил полным экономическим крахом после перегрева экономики в ходе этого неэкономического подстегивания ее роста.

Для того чтобы разъяснить максимальному количеству военных, особенно тем, кто работал в Генштабе, что на самом деле происходит, руководители оппозиции организовали своего рода просветительскую кампанию. Были, в частности, подключены министр экономики Ялмар Шахт, а также генерал Георг Томас, являвшийся руководителем департамента военной экономики, входившего вначале в состав военного министерства, а после расформирования этого министерства – в состав Верховного командования вооруженными силами. Шахт говорил перед офицерской аудиторией предельно откровенно, порой настолько, что это вызывало изумление, что бы о нем ни говорили и как бы к нему ни относились, никто никогда не мог обвинить его в недостатке мужества. Томас в ряде своих выступлений говорил о возможности успеха в случае «молниеносной войны», однако подчеркивал при этом, что при затяжном конфликте Германия окажется в очень уязвимом положении.