Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Эти требования были сугубо профессиональными, и могло показаться, что вызваны они были опасениями лишиться властных полномочий и их главная цель состоит в том, чтобы эти полномочия защитить. Нет вроде бы и намека на то, что эти требования направлены на то, чтобы пресечь грабежи и массовое истребление населения, творимые СС. Однако с учетом тех споров и трений по этому вопросу, которые «за кулисами» происходили в ОКХ, вполне можно предположить и даже утверждать, что главной целью этих требований являлось поставить под контроль деятельность СС.

Сам Гитлер сразу понял, в чем дело, – под угрозой оказалась вся его политика в отношении Восточной Европы. Предложения ОКХ фактически лишали его прикрытия, и это было главное, независимо от того, какие цели преследовались ОКХ при выдвижении данных предложений. До сих пор вся ответственность за действия, осуществлявшиеся в Польше по приказу Гитлера, брала на себя СС. Это касалось и командного и рядового личного состава СС; именно так воспринимали ситуацию и военные [111].

Теперь Гитлер перенес главный огонь на ОКХ. Вагнер, вернувшийся в Цоссен 17 октября, когда день уже клонился к вечеру, и докладывавший обстановку Браухичу, был срочно вызван к телефону и получил приказ немедленно вернуться в рейхсканцелярию. Из–за густого тумана и плохого освещения он добрался до рейхсканцелярии лишь к восьми вечера, когда совещание, на которое его вызвали, уже закончилось и все расходились.

О том, что говорил на совещании Гитлер, Вагнеру подробно рассказал Кейтель. Несомненно, перед своим выступлением фюрер тщательно обсудил и хорошо все обдумал, поэтому говорил он ясно и без всяких двусмысленностей. Предложения военных должны быть решительно отвергнуты. Армия, сказал Гитлер со зловещей усмешкой, должна быть только рада, что на нее не возлагается ответственность осуществить то, что он задумал. «Жестокая расовая борьба не может определяться никакими законами. Поэтому методы, которые мы применяем в этой борьбе, «не могут быть совместимы с принципами, которыми мы руководствуемся в обычной жизни». Территория Польши должна быть превращена в «площадку для сброса поляков и евреев» из районов, непосредственно захваченных Германией. Их жизненный уровень должен быть предельно низким, достаточным лишь для того, чтобы можно было эксплуатировать их трудовые ресурсы. Не стремясь превратить Польшу в «идеальную модель» реализации своих планов, Гитлер в то же время хотел, чтобы «польское управление» [112]применялось на захваченной территории самым активным образом. Будет сделано все, сказал он, чтобы не допустить возникновения новой интеллигенции, которая смогла бы стать лидирующей группой. «Я надеюсь, – сказал в заключение Гитлер, – что в течение двадцати лет тяжелый труд, голод и эпидемии завершат свою дьявольскую работу».

Отныне у тех, кто занимал высокие командные должности в Цоссене, не могло оставаться никаких иллюзий, если раньше они и были. Гитлер четко и ясно сформулировал свою политику, и теперь все должны были ее решительно поддержать и безоговорочно ей следовать, включая тех, кто раньше колебался относительно ее поддержки. Не только предложенная военными программа, но также и воззвание Браухича от 1 сентября 1939 года были полностью отвергнуты Гитлером и фактически аннулированы. Подручным дьявола надлежало теперь слепо выполнять все его указания без каких–либо раздумий и угрызений совести [113].

Армии было сказано заниматься только своим делом; и именно подобный подход был сразу же продемонстрирован генерал–полковником Иоганном Бласковицем, как только он был назначен 23 октября 1939 года командующим восточной группой войск. В выпущенном им главном приказе («приказе дня») от 26 октября 1939 года он доводил до сведения своих войск, что «восточная армейская группировка должна выполнять исключительно военные задачи, не вмешиваясь в вопросы управления и внутренней политики». Как солдат, педантично, точно и беспрекословно выполняющий приказ, Бласковиц начал действовать в соответствии с провозглашенным Гитлером разделением полномочий; при этом он имел очень смутное представление о том, к каким последствиям это приведет. Однако он был достаточно осторожен, чтобы постараться обезопасить себя от СС, и разместил свою ставку командования в местечке Шпа, посреди леса, где раньше проходила царская охота. Огородившись блокпостами на прилегающих дорогах и полевой артиллерией, он обеспечил себе некоторые гарантии «уединения» и свободы передвижения.

Последующие недели «просветили» Бласковица, открыв ему глаза на многое, что стало для него тяжелым и неприятным откровением. На него буквально посыпались протесты и возмущение со стороны его подчиненных, причем самых разных рангов. Охваченные отвращением простые солдаты покидали расположение своих частей, чтобы доложить ему о тех ужасных сценах, свидетелями которых им пришлось быть.

Потребовалось некоторое время, чтобы Бласковиц понял, что все это делается по приказам «высших инстанций». Сначала он возлагал вину за происходящее только на СС. Многочисленные злоупотребления, совершаемые нацистами в Германии в обход гражданских властей, что стало составной частью существовавших в Третьем рейхе порядков, говорили о том, что такое вполне возможно и никак не кажется невероятным. Комендант района Кракова генерал Улекс, охваченный возмущением и негодованием, клеймил «постоянно множащиеся акты насилия со стороны полицейских сил, которые настолько демонстрируют полное отсутствие человеческих чувств и морали с их стороны, что уместно говорить о превращении людей в животных». Единственным выходом из данной ситуации, которая «позорит и чернит достоинство всей германской нации», является немедленный роспуск полицейских сил и увольнение всех их должностных лиц как на местном, так и на высшем уровне, имея в виду в данном случае Гиммлера и Гейдриха.

Лишь со временем Бласковиц узнал, что приказы о подобных действиях были отданы на еще более высоком уровне.

Бласковиц был типичным простым солдатом, обладавшим довольно ограниченным кругозором и мировоззрением и совершенно не интересовавшимся политикой. Он был одним из немногих военных такого ранга, которых оппозиция даже не пыталась привлечь в свои ряды. Но он был мужественным и честным человеком, и его чувство ответственности не позволяло ему молчать и оставаться в стороне. Руководствуясь этими побуждениями, он вначале направил в ноябре 1939 года, строго по служебным каналам, меморандум, адресованный Браухичу, а также командующим войсками западной группировки. Стараясь избегать в своем меморандуме взывания к человечности и состраданию, Бласковиц сделал акцент на том, что происходящее наносит чисто практический вред – в частности, затрудняет поддержание на должном уровне порядка и дисциплины, а также сохранение минимальной численности оккупационных сил, препятствуя их сокращению и т. п. [114]