Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

«Если национальное руководство всегда будет проявлять те мужество и решимость, которые мы ожидаем от простых пехотинцев, то мы не будем знать поражений. А когда Верховное командование допускает нервные срывы, как в 1914 году, то что же мы можем в таком случае требовать от простых солдат?» Все зависит от командиров. «С немецким солдатом я добьюсь чего угодно, если только им будут руководить хорошие командиры. Революция внутри страны невозможна… Я не остановлюсь ни перед чем и уничтожу любого, кто выступит против меня». Гитлер закончил свое выступление лозунгом на звенящей ноте: «Никакой капитуляции извне, никакой революции внутри!»

Даже сегодня, если знать и учитывать обстановку и атмосферу тех дней, при чтении этой речи ощущается тот мощный заряд энергии, который она несла.

Неудивительно, что речь оказала сильное влияние на, безусловно, польщенных командующих люфтваффе и флотом, подняла настрой и боевой дух комсостава этих видов вооруженных сил; то же самое можно сказать и в отношении представителей командного состава сухопутных сил, – а таких было большинство, и они играли в войсках определяющую роль, – которые были просто солдатами и не интересовались политикой. Однако даже и в такой ситуации Рейхенау вновь взял слово и подтвердил свою точку зрения, резко выступив против начала наступления на Западе.

Нет никаких оснований утверждать, что волна яростных нападок и оскорблений, содержащихся в речи Гитлера, сбила всех командующих сухопутными силами с их точки зрения и смыла все их возражения. Позиция командующих против наступления на Западе была глубоко продуманной и серьезно аргументированной, и отказываться от нее они явно не собирались. Гитлер, тем не менее, считал, что его речь произвела на присутствовавших то воздействие, какое он и хотел. Чтобы довершить дело, сразу после совещания он вызвал к себе Гальдера и Браухича, чтобы окончательно «утрамбовать» в их головы все им сказанное, и еще раз прочитал им лекцию о «духе Цоссена» и о том, что он собирается с ним сделать.

Цель была достигнута: вернувшись от Гитлера, оба генерала выглядели смертельно напуганными и готовыми безоговорочно выполнить все, что прикажут. «Обвинения в трусости сделали из смелых людей трусов», – ядовито заметил Остер Эриху Кордту. С того дня открытое противостояние планам Гитлера относительно наступления на Западе окончательно прекратилось. Несмотря на доводы разума, внутренний протест и появлявшиеся время от времени призывы возобновить подготовку к перевороту, руководство ОКХ с того момента решило окончательно подчиниться «диктату 23 ноября». Однако на практическую деятельность оппозиции эта речь не оказала какого–то особого влияния. Боевая группа оппозиции уже определилась в своих намерениях в ходе двух предыдущих недель, и речь Гитлера только укрепила эти намерения.

Однако один вызов нацистскому диктатору в те дни был брошен, причем из той среды, откуда он менее всего его ждал, да и сам характер вызова поразил Гитлера. Этот вызов был сделан как раз тем самым простым солдатом, «солдатом до мозга костей», к которому и апеллировал Гитлер в своем выступлении. «Король танков» Гейнц Гудериан был глубоко уязвлен с точки зрения профессионального самолюбия теми выпадами и обвинениями против сухопутных сил, которые ему довелось услышать в последней речи Гитлера. Вернувшись в свой танковый корпус на Западном фронте, он рассказал обо всем в Кобленце начальнику штаба группы армий «А», в которую входил и его корпус, Эриху фон Манштейну. Манштейн полностью согласился с тем, что генеральский корпус не может пассивно сносить подобные оскорбления и унижения и должен выразить протест по этому поводу. Сам Манштейн уже пытался побудить к подобным действиям командующего группой «А» Рундштедта и попросил Гудериана также подключиться и поговорить с ним. Рундштедт, однако, ограничился лишь тем, что сообщил Браухичу о недовольстве, высказанном рядом его подчиненных. Поскольку сам Браухич и являлся главной мишенью Гитлера, такое развитие событий никоим образом не устроило Гудериана, и он попытался обсудить вопрос с рядом других высокопоставленных и влиятельных генералов и в конце концов встретился в Дюссельдорфе с Рейхенау. Гудериан был очень удивлен, когда услышал от «нацистского генерала», что его отношения с Гитлером теперь уже далеко не такие сердечные, как прежде, и что недавно между ними произошел ряд довольно острых споров, едва не кончившихся перебранкой. Рейхенау тем не менее согласился, что необходимо довести до сведения Гитлера, что многие генералы весьма недовольны необоснованными нападками на них и что, возможно, Гудериану, как более младшему и по рангу, и по возрасту, будет даже легче это сделать. Убеждения подействовали, и Гудериан решил взять всю ответственность на себя и лично переговорить на эту тему с Гитлером.

Гитлер принял Гудериана, удостоив его чести, которая редко кому оказывалась: он слушал Гудериана все 20 минут, пока тот говорил, ни разу не перебив. Когда же тот закончил, Гитлер резко сказал: «Все это касается только командующего сухопутными силами генерал–полковника фон Браухича». Когда Гудериан заявил, что в этом случае Гитлер должен немедленно назначить на этот пост того, кому он полностью доверяет, последовал вопрос, который неизбежно и должен был последовать: «Кого вы предлагаете?»

Гудериан, еще до конца не поверивший услышанному им в Дюссельдорфе, первым из кандидатов назвал Рейхенау. Однако Гитлер сразу категорически возразил: «Об этом не может быть и речи», причем в тоне, каким это было сказано, сквозило яростное нежелание Гитлера даже упоминать эту кандидатуру. По поводу названного следующим Рундштедта Гитлер сказал: «Слишком стар». Они продолжили обсуждать тех, кто по рангу и авторитету мог претендовать на этот пост. Когда список был исчерпан и все кандидатуры были Гитлером отклонены, а Гудериан не мог больше никого предложить, Гитлер стал говорить о том, как ему трудно иметь дело с генералами, которые постоянно чинят препятствия в том, что он старается сделать для Германии, и продолжают в этом упорствовать. Короче говоря, выяснилось, что Браухич, которого Гитлер считал «пораженцем», ценил очень невысоко и терпел его на занимаемой им должности, будет и далее на ней «мучиться», поскольку среди представителей высшего командного звена сухопутных сил не нашлось никого, кто бы пользовался достаточным доверием Гитлера. Несмотря на изгнание Хаммерштейна, Фрича, Бека, Бломберга и десятка менее значимых фигур, отмеченных «ржавчиной старой армии», Гитлер признал, что между ним и профессиональными военными все равно сохранялась непреодолимая пропасть. Даже Рейхенау, бывший когда–то его любимцем, теперь оказался в их рядах. Поняв, что он ничего не добился, Гудериан прекратил обсуждение списка кандидатур. Он почувствовал себя проигравшим – стойкая неприязнь и недоверие фюрера к высшему командному составу остались непоколебимыми.