Джон Террейн - Великая война. Первая мировая – предпосылки и развитие

В то время как развивалось это крупное сражение («вторая битва на Марне»), Фош собрал трех главнокомандующих союзных армий: Петена, Першинга и Хейга в своей штаб-квартире в Шато-де-Бомбон. Там он сказал им: «Настал момент отказаться от оборонительной стратегии, к которой нас до сих пор принуждало общее соотношение сил, и перейти в наступление». Они обсудили предложения для четкого начала этого наступления. Фош очень хотел предпринять действия, которые должны освободить от угрозы три железнодорожные линии: Париж-Верден, находящуюся под угрозой немецкого наступления в Шампани, Париж-Амьен, которой угрожало продвижение в Пикардии, и Верден-Аврикур на востоке, уязвимую со стороны выступа Сен-Мийель. Два дня спустя была выполнена первая из этих операций, под Амьеном. Еще через два дня Фош передал 1-ю французскую армию (Эжен Дебени) под командование Хейга, объединив ее для проведения наступления с 4-й британской армией (Роулинсон).

Это решение было не случайным. Фактически оно проистекало из более раннего (16 мая) соглашения Фоша и Хейга, заключенного еще до того, как началась серия германских наступлений. 17 мая Хейг отдал Роулинсону распоряжение начать совместно с генералом Дебени разработку наступления в восточном направлении от Вийе-Бретонне. Он привел ему детали общей схемы. Несмотря на все превратности, последовавшие за этим, когда многочисленные заботы заставляли Фоша отвлекаться от этого замысла, Хейг твердо держался за него, решительно отвергая другие варианты, поскольку это наступление самое важное для получения важных результатов. Теперь, когда июль подходил к концу и с ним уходили разбитые надежды германцев, он почувствовал, что его армия способна перейти в наступление. Хейг вспоминал: «Дух солдат был выше, чем когда-либо; успех, полученный ими в локальных боях, дал прекрасный результат. Под моей командой вновь были действенные ударные силы, способные провести наступление, когда наступит надлежащий момент, с большими шансами на успех».

Момент наступил 8 августа. Во второй раз 4-я британская армия, возглавляемая генералом Генри Роулинсоном, должна была идти «преодолевать высоты» на Сомме, но это было единственной общей чертой с тем, что произошло в 1916 году. Критерием сражения 1918 года была внезапность, что было обусловлено абсолютной секретностью, окружавшей всю подготовку к нему. Детальное и четкое планирование, проведенное штабом 4-й армии, сотворило чудо: на голых и открытых возвышенностях Соммы Роулинсон сконцентрировал свыше 2 тысяч орудий, более 500 танков, почти 800 самолетов и два больших соединения – Канадский корпус (4 дивизии) и Кавалерийский корпус (3 дивизии). Было понятно, что если бы их обнаружили, то замысел был бы раскрыт. Но немцы не подозревали о наступлении, пока не стало слишком поздно.

4-я армия выступила в 4 часа 20 минут утра. 1-я французская армия, нуждавшаяся в короткой артиллерийской поддержке из-за отсутствия танков, начала действовать 45 минут спустя. Как и 21 марта, утро было пасмурное, с плотным туманом; и это теперь помогало англичанам так же, как в марте помогло немцам. Английские танки и пехота, следуя сразу за огневой завесой, выступили из мглы прежде, чем обороняющиеся сумели правильно оценить происходящее. К 7 часам утра австралийцы, двигавшиеся в центре, были на их первой позиции, к 10.30 – на второй вместе с канадцами; к половине второго основная позиция была взята. В центре наступления, где рядом шли австралийский и канадский корпуса, победа была полной. Канадцы прошли вперед почти 8 миль, захватив в плен 114 офицеров, 4919 солдат и 161 орудие, потеряв при этом около 3500 человек; австралийцы взяли 183 офицера, 7742 солдата и 173 орудия при потерях менее 3 тысяч человек. Хотя III британский корпус на левом фланге и французы на правом не могли похвастаться такими достижениями, относительно успеха этого дня сомнений не было. Немцы потеряли около 27 тысяч человек; их официальная монография так описывает случившееся: «Когда 8 августа солнце перестало освещать поле боя, самое крупное поражение, понесенное германской армией с самого начала войны, стало бесспорным фактом». Людендорф писал: «8 августа стало черным днем для германской армии в истории этой войны. Это было худшим испытанием, через которое я должен был пройти… 8 августа прояснило положение для командования обеих армий, германской и армии противника». Это было чистой правдой, и Хейг записал в своем дневнике: «…ситуация развивается для нас еще благоприятнее, чем мог надеяться даже такой оптимист, как я». Он начал ощущать окончательную победу, которая так долго оставалась неуловимой.

И все же впереди были опасности и разочарования. В течение следующих трех дней продвижение союзников ощутимо замедлилось; из 415 танков, развернутых 8 августа, только 145 сохранили боеспособность к 9-му. Каждая отвоеванная миля приближала союзников к территории, опустошенной боями 1916 года, где положение танков станет невыгодным, а пулеметные гнезда немцев получат прекрасные возможности. 10 августа Фош двинул в бой 3-ю французскую армию на правом фланге медленно продвигавшегося Дебени; ее первые успехи убедили его в том, что немцы начинают терять силу духа; он настаивал на том, чтобы Роулинсон нажимал на них со всей возможной силой. Однако Роулинсон и многие из его подчиненных по-другому видели события, поскольку были в непосредственном контакте с усиливающими сопротивление германскими резервами, которые спешили к зоне прорыва.

Британские генералы сообщили свою точку зрения Хейгу, наблюдения которого ей соответствовали. Но Фош был непреклонен. «Кто, собственно, командует британской армией, вы или Фош?» – спросил Роулинсон. Вскоре последовал ответ: Хейг приказал 3-й армии Бинга готовиться к вступлению в бой для прикрытия флангов Роулинсона и Дебени. До того как это будет сделано, их армии должны ограничиться действиями патрулей. Фош немедленно и резко отреагировал на эти меры. Со своего более высокого положения он не мог видеть причины для приостановки наступления в центре; 15 августа между двумя маршалами [21]имел место энергичный разговор. Этот диалог имел важное значение, поскольку определил характер их взаимоотношений до конца войны.

Встреча состоялась в Саркю, и Хейг полностью ее выиграл. Если Фош в тот момент с неохотой отступил, позже он подтвердил, что сделал это. «Я определенно изменил мнение после разговора с фельдмаршалом Дугласом Хейгом…» – писал он. И хорошо, что он это сделал. Ничто не было бы более катастрофичным на том этапе, чем тупить хорошо заточенное лезвие британской армии лобовым ударом на немцев, хорошо укрепившихся на старых оборонительных линиях 1916 года. Во время войны было много случаев, когда лобовой удар был единственной возможностью, но всякий раз большинство генералов предпочитали воспользоваться альтернативным вариантом, если он был; среди них не последним был Хейг. Таким образом, Амьенское сражение подошло к концу, подготовив путь для постепенного расширения наступления союзников на севере и юге, которое превратило германскую армию в руину.