Адам Улам - Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года

Просьбы о помощи были направлены и другим социалистическим знаменитостям. Сибарит Луначарский едва успел обосноваться во Флоренции, чтобы спокойно заняться литературной деятельностью, как в ноябре был вызван в Санкт-Петербург для участия в издании новой газеты. В том же месяце после долгих непонятных задержек Владимир Ильич наконец-то вернулся в столицу из эмиграции.

Пьянящая, возбуждающая обстановка, написал Мартов о своих первых впечатлениях от России. Всего пять лет назад он и Ленин покинули страну, в которой пропаганда социализма ограничивалась небольшими тайными кружками, а о какой-либо политической деятельности не было и речи. Теперь полиция беспомощно взирала на огромные толпы народа, слушавшие подстрекательские речи. В университетских аудиториях выступали представители соперничающих радикальных партий. Было понятно, что революция продолжается. Царский манифест от 17 октября только возбудил аппетит экстремистов. На следующий день после опубликования манифеста, 18 октября, известный московский юрист присутствовал на открытом заседании. Собравшиеся обсуждали, что больше подойдет для уличных боев, маузер или браунинг. [147]

Социалистическое движение процветало, и теперь тысячи людей стремились встать под его знамена. Денежные вливания, по большей части от богатых фабрикантов, шли на издание социалистических газет. Тиражи газет «Новая жизнь» и «Начало» (печатный орган меньшевиков) достигли пятидесяти тысяч.

Принимая во внимание оглушительный успех, Владимир Ильич для начала предпринял попытку обеспечить устойчивое положение в сложившейся ситуации. В первую очередь следовало решить проблему, связанную с отношением большевиков к Советам. Большевики враждебно отнеслись к появлению Советов, особенно Петербургского, но затем предприняли неуклюжие попытки захватить руководство этой новой формой пролетарской организации. В конце концов, их лидер учил их не доверять «стихийности». Петербургский большевистский комитет, представлявший несколько сотен рабочих, потребовал, чтобы Совет, объединяющий десятки тысяч, подчинялся ему. Вскоре Ленин понял несерьезность подобного требования; он пока еще не знал, что делать с этим «неожиданным дитищем революции». В какой-то момент он увидел в Советах будущее революционное правительство. В 1917 году, вернувшись в Россию, Ленин решительно провозгласил: «Вся власть Советам!» Но в ноябре 1905 года в Петербурге он как-то произнес неоднозначную фразу: «Совет не парламент и не орган пролетарского правительства, а орган стачечной борьбы, созданный для вполне определенных целей».

Ноябрь – декабрь 1905 года оказался тем редким исключением в политической жизни Ленина, когда на фоне важных событий он выглядел весьма незначительной фигурой. В то время как в Петербурге Совет рабочих депутатов вел переговоры с царскими министрами и, что на этот раз соответствовало действительности, руководил массами, он, самозваный лидер пролетариата, фактически оказался в роли пассивного наблюдателя. Чтобы скрыть этот позорный факт, советские историки прибегают к откровенному обману: Ленин определял стратегическую линию Совета или, что ближе к истине, большевистский комитет в целях безопасности запретил ему принимать участие в работе Совета. Но, честно говоря, подобное поведение Ленина, безусловно, говорит о его величии. Верному Луначарскому Ленин откровенно признавался во временной беспомощности большевиков.

Мало того, он отдавал должное человеку, которого больше, чем кого-либо, на протяжении двух последних лет осуждал, обвинял и оскорблял. «Троцкий заслужил свое место благодаря неустанной тяжелой работе», – со вздохом сказал он Луначарскому. [148]

Перед лицом жестоких реалий политической жизни Ленин продемонстрировал удивительную гибкость и приспособляемость. Он фактически возглавил руководство газетой «Новая жизнь», легальной газетой большевиков. Своей популярностью газета в значительной степени была обязана литературному таланту Максима Горького, большого друга большевиков, кроме того оказывавшего им большую материальную помощь. На тот момент Горький находился в зените славы и считался лучшим пролетарским писателем. По собственной инициативе он привлекал к работе таких звезд с литературного небосклона, как Бальмонт, Леонид Андреев и Евгений Чириков. Официально издателем газеты была «друг» Горького, знаменитая актриса Мария Андреева. Ленин общался с непривычным кругом людей. Это были эстеты и представители богемы, тот сорт людей, который его преемники будут критиковать за «литературные инновации» и «беспочвенный космополитизм». Но Ленин был с ними в дружеских отношениях и вел себя с ними тактично. К Горькому, который при всем своем радикализме водил дружбу с миллионерами и великими князьями, Ленин навсегда сохранил нежные чувства, пережившие политические разногласия. Горький был связующим звеном между Лениным и обществом; он из собственного кармана и из карманов сочувствующих большевикам капиталистов оказывал материальную помощь революции. [149]

10 ноября в газете «Новая жизнь» публикуется статья Ленина «О реорганизации партии». По достоинству оценив ситуацию, он становится горячим защитником внутрипартийного единства, с растущей сердечностью отзывается о меньшевиках и Совете рабочих депутатов. Вдруг неожиданно для всех Ленин стал сторонником «стихийности», предложил активнее вовлекать в ряды партии новых членов прежде всего из числа рабочих. От имени партийного аппарата и старых эмигрантских лидеров он выражал готовность учиться у рядовых пролетариев. Чем, кроме книжных теорий, могут помочь революции лидеры? Массы несут жизнь.

Нет причины не верить в искренность этих слов или приписывать их отчаянной попытке сохранить влияние большевиков. Ленин учил, что в новых революционных условиях нельзя работать по-старому, следует забыть прежние теории и планы. С самого начала меньшевики хотели объединиться и возглавить руководство Советами. Большевики тянули с решением. Пришло время признать ошибку.

В этом не было никакой уступки. Ленин говорил об объединении социал-демократической партии, но не собирался отдавать ядро организации.

Большая часть меньшевиков устала от конспиративных методов работы. Большевики должны были признать, что это не признак малодушия или пораженческих настроений. Меньшевики стремились вступить в открытую борьбу с режимом. Им, по их собственным словам, надоело «проклятое нелегальное существование» по фальшивым паспортам, тайные сборища и тому подобное. Или вооруженное восстание, или, если режим действительно предоставит политическую свободу, открытая борьба в качестве парламентской группы. Этот Ленин не предпринимает никаких действий. Конспирация превратилась у него в навязчивую идею. Он только и делает, что меняет конспиративные квартиры, опасаясь, что полиция обнаружит его след. В ноябре и декабре такие предосторожности были абсолютно ни к чему. Полиция была прекрасно осведомлена о его перемещениях. Правительство, объявив об амнистии, тоже вряд ли будет арестовывать руководителей Совета. Но начать жить открыто, под своим именем, с женой было бы с его стороны уступкой буржуазным привычкам. Отсюда эта бесконечная, истеричная и бесполезная смена адресов.