Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Но Гиммлер исчез.

В копии завещания Гитлера, найденной в его бункере, главой немецкого государства и главнокомандующим вооруженных сил назван адмирал Дениц. По инициативе Деница 3 мая старшие немецкие офицеры передали в штаб Монтгомери предложение фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба верховного командования вермахта (ОКБ), разрешить трем немецким армиям, действующим на русском фронте, отступить к западу от Эльбы, а также разрешить пройти через британский фронт к Шлезвиг-Гольштейну гражданским беженцам. Монтгомери отказался принять это предложение, имевшее целью избежать капитуляции перед русскими, и отослал немецких эмиссаров обратно. На следующий день, 4 мая, адмирал фон Фридебург вернулся с полномочиями от Деница и Кейтеля безоговорочно капитулировать на фронте Монтгомери – на северо-западе Германии, в Голландии и Дании. Монтгомери согласился, и капитуляции были подписаны, а на следующее утро вступили в силу. Они считались тактическими капитуляциями на поле боя.

В тот же день, 4 мая, Эйзенхауэр доложил Военному департаменту, что представители адмирала Деница собираются прибыть в его штаб в Реймсе, по-видимому, для того, чтобы вести переговоры о капитуляции оставшихся немецких частей. Он сообщил, что известил русское командование о своем намерении требовать от немцев капитулировать перед русскими всем войскам Восточного фронта и перед ними – всем войскам Западного фронта, включая Норвегию; таким образом, капитуляции на обоих фронтах должны произойти одновременно. Советское командование одобрило этот курс. 5 мая адмирал фон Фридебург появился в Реймсе, а на следующий день к нему присоединился генерал Йодль. Согласно договору с советским командованием, в последующих за этим переговорах участвовали русские офицеры. Немецкие посланники стремились к капитуляции только перед западными союзниками. В этом им было отказано. Тогда они попытались на несколько дней отложить окончательный акт о капитуляции, чтобы эвакуировать подальше немецких солдат и гражданское население. Но Эйзенхауэр не хотел тянуть время. На переговорах, выступая от имени Эйзенхауэра, генерал Смит заявил, что приемлема только безоговорочная капитуляция перед русскими и западными союзниками. Затем он сказал, что, если немцы в ближайшее время не согласятся на это, «он [Эйзенхауэр] прервет все переговоры и плотным кольцом зажмет Западный фронт, силой помешав любому дальнейшему продвижению на запад немецких солдат и гражданского населения». «Я не вижу альтернативы, – доложил Йодль Деницу, – хаос или капитуляция». Ранним утром 7 мая он подписал ее под наблюдением советских и французских офицеров.

Из заключительного момента механизма капитуляции, который так кропотливо разрабатывала Европейская консультативная комиссия, не было извлечено никакой пользы. От него отказались в пользу гораздо более короткого акта о военной капитуляции, составленного в штабе Эйзенхауэра.

О причинах перемены остается только догадываться. Верховные штабы союзных экспедиционных сил не получили от Объединенного комитета определенного указания использовать этот механизм капитуляции и, может быть, не были уверены, одобрили ли его официально все четыре правительства. Но вероятно, большую роль сыграла вера в то, что капитуляцию можно осуществить минимальными разговорами и отложить с помощью более короткой формы военной капитуляции.

В первом параграфе, подписанном немецкими посланниками, читаем: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, а также всех сил, находящихся под немецким командованием, – Верховному Командованию Красной армии и одновременно верховному командованию союзных экспедиционных сил».

Уинанту в последний момент удалось добиться включения в текст следующей статьи: «Этот акт не будет являться препятствием к замене его другим генеральным документом о капитуляции, заключенным Объединенными Нациями или от их имени, применимым к Германии и германским вооруженным силам в целом».

Эта статья позволила союзникам навязать статьи документа, подготовленного Европейской консультативной комиссией (с той поправкой, что теперь в число союзников включили Францию).

Трумэн постоянно держал Сталина в курсе этих шагов, чтобы одновременно сообщить о триумфе как результате совместных усилий. Поэтому, как только он услышал от Эйзенхауэра, что капитуляция подписана, он предложил Сталину объявить о ней одновременно с Америкой и Великобританией в 9.00 по вашингтонскому времени 8 мая. Но Сталин не торопился останавливать наступление советских войск. Он ответил, что у Верховного Командования Красной армии нет уверенности, что приказ германского командования о безоговорочной капитуляции будет выполнен немецкими войсками на Восточном фронте. Он опасался, что преждевременным объявлением советское правительство введет в заблуждение общественное мнение Советского Союза. Поэтому он попросил небольшой отсрочки. Поскольку это могло означать лишь неоправданные потери на Западном фронте, Трумэн и Черчилль объявили о капитуляции, не дожидаясь решения Сталина.

Всю Британию новость пронзила мгновенно, и радость была самой глубокой. В Соединенных Штатах царило огромное облегчение и удовлетворение, которое несколько омрачали мысли о предстоящей войне против Японии. Русскому народу капитуляция в Реймсе была представлена как предварительная. В советской прессе о ней упомянули лишь вскользь. Сталин настаивал на том, чтобы в Берлине состоялась официальная ратификация. Туда прибыла новая немецкая группа, за исключением адмирала Фридебурга, и рано утром 9 мая генерал Кейтель, начальник штаба верховного командования вермахта, подписал признание в полном поражении. На этот раз маршал авиации Теддер, заместитель Эйзенхауэра, подписал акт от его имени, а маршал Жуков подписал за русских. Тогда, и только тогда Сталин официально объявил о победе, и русский народ предался празднованию. Русские заключили своих союзников в теплые и радостные объятия.

Участники коалиции, за плечами которых были общие испытания, чувствовали себя друзьями. Но даже тогда, когда усталые солдаты поздравляли друг друга и подбрасывали в воздух шапки, правительства беспокоили намерения коммунистической России в Европе. Черчилль настаивал, что американским, британским и французским войскам, с трудом пробившим себе путь от Ла-Манша и Средиземного моря, следует как можно дольше оставаться там, где они стоят сейчас, чтобы доказать, что народы Европы могут жить свободно и без страха перед будущим. Неужели, освободившись от нацистской жестокости и высокомерия, они падут жертвой советского принуждения?