Николай Михайлов - Над картой Родины

Правители России боялись народа и, чтобы подорвать его веру в свои творческие силы, приучали к раболепию перед всем иностранным. И в географии предавали они наши интересы. Связанные с заграничным капиталом издатели, продавшиеся им журналисты молчали об успехах русских путешественников, но поднимали на щит иностранцев.

Рассказывали о работе Кука в высоких южных широтах и оставляли в тени явный пример нашего научного превосходства — открытие русской экспедицией Фаддея Беллинсгаузена и Михаила Лазарева материка Антарктиды. Писали об открывателе Индии Ваоко да Гаме — и забывали, что Афанасий Никитин проник в Индию на четверть столетия раньше. Считали, что Норденшельд первым из людей обогнул самый северный мыс Сибири, тогда как русские мореходы плавали в тех местах раньше на два с лишним века.

Царские власти были склонны оставлять в пренебрежении замыслы русских ученых. Петр Кропоткин силой научного прозрения предсказал Землю Франца Иосифа, но задуманная им экспедиция не была разрешена, и архипелаг открыли, и при том случайно, Пайер и Вейпрехт — австрийцы.

Труды самых знаменитых наших путешественников выходили редко, — даже книги Пржевальского, который был настоящим народным героем, до революции не переиздавались ни разу. А иные работы и вовсе не печатались. Да советской власти не увидело света полное описание путешествия на Тянь-Шань Семенова Тян-Шанского — гордость русской географической науки.

В основе работы русских географов всегда лежало необычайное обилие настойчиво собранных, тщательно проверенных, глубоко продуманных и обобщенных фактов — это придавало слову русского ученого убедительность и достоверность.

Русские географы-классики всегда думали об интересах родины, обращались в своих книгах к народу — и именно в этом устремлении находил силу и краски их язык, всегда яркий, а подчас подлинно художественный.

Глубокая человечность пронизывала всю работу передовых русских географов, как и всех деятелей передовой русской культуры. Они без предубеждения относились к другим народам и не делили людей на «низшие» и «высшие» расы.

Не зная национальной узости, русские географы Федор Литке, Юрий Лисянский, Александр Воейков, Николай Миклухо-Маклай и многие другие бескорыстно отдавали свои силы изучению всего земного шара. В оставленных ими описаниях мы видим тропические леса и ледяную Арктику, борьбу кораблей с океанскими штормами, преодоление мелей и рифов в неисследованных дотоле местах, а главное — постигаем благородные и отважные характеры…

При всем том, при всем таланте и благородстве русских географов, старая Россия была недостаточно исследована.

С доблестью, но и с тяжелым трудом русские люди закладывали основы научного познания родины — земли, милой сердцу.

Страна Дежнева и Хабарова, Семенова Тян-Шанского и Пржевальского была страной великих географических подвигов, и вместе с тем даже в самом первоначальном, поверхностном ее знании зияли провалы.

До самой Октябрьской революции карту далеких краев России испещряли «белые пятна» — знаки мест, где ни разу не был исследователь.

Географы вели научную работу на весьма скудные, неохотно отпускаемые средства. Путешественники смело проникали в неведомые края, но поле их деятельности было меньше, чем территория, ждавшая исследования. Ведь Россия по площади равна частям света, целым континентам: в ее пределах могут уместиться две Европы.

Хозяйственное освоение страны, а значит, и уточнение ее географической карты шли очень неровно. Рельсовые и речные пути вымывали богатства России изнутри, направляя их в промышленный Центр. Морские пути опутывали государство снаружи, вывозя его сырье за границу. Глубины страны, далекие от индустриальных очагов, от торговых путей, привлекали к себе меньше внимания. Они требовали слишком крупных затрат, не обещая завтра же вернуть их верным и обогащающим доходом.

Предприниматель остановился перед хаосом гор, перед простором пустынь, — вместе с ним приходилось останавливаться также и географу. В старой школе преподавали не «экономическую», а «коммерческую» географию.

Углы далекого Севера, глубины северо-восточной Сибири, Кара-Кумов, Тянь-Шаня, Памира были мало исследованы — они лежали в стороне от проторенных дорог, вдалеке от обжитых мест. В ста километрах от Тобольска, от Ташкента уже начинались «белые пятна».

Лишь при советской власти наш народ довел до конца дело открытия страны. Эпоха великого хозяйственного и культурного подъема стала вместе с тем эпохой завершающих географических открытий.

Страна быстро познавала самое себя, изучала площадку социалистической стройки. Из года в год с весны и до осени в далеких краях белели палатки, горели костры экспедиций. Географическая наука помогала распространению новых общественных отношений, новой культуры по всей стране.

Академия наук и другие научные учреждения провели множество экспедиций. Географ проник всюду.

Прежние экспедиции часто были делом решительных одиночек, счастливо отыскавших благотворителя, уважающего науку. Советские экспедиции — это сложные организации, создаваемые государством и изучающие страну шаг за шагом по единому плану.

А помимо экспедиции, в жизнь вошел и новый способ изучения страны — постоянные географические станции, «лаборатории природы».

Экспедиция не все может увидеть, изучить и объяснить. Не только потому, что во многих краях трудно путешествовать зимой и половину года природа остается скрытой, но и потому, что при маршрутном исследовании наблюдатель находится в одном месте сравнительно недолго. А многие процессы в жизни земли текут медленно. Долгое время, скажем, нужно следить за рекой, чтобы уловить изменение русла. Не сдвигаясь с места, легче вести подсчеты, чтобы явление природы выразить цифрой. К тому же для современных исследований нужны сложные, иногда громоздкие или очень хрупкие приборы, нелегко их возить с места на место.

Поэтому в помощь экспедиционному способу изучения природы у нас теперь введен еще стационарный.

Круглый год живут научные работники на таких географических станциях. Они следят за жизнью природы весной и осенью, летом и зимой. Ничто не ускользает от их взгляда: ни ход погоды, ни смена растительности, ни работа рек.

Эти станции — комплексные. Обычно они имеют дело не с каким-нибудь одним явлением, а с ландшафтом в целом, где все друг с другом связано и взаимно обусловлено.