Дмитрий Хмельницкий - Запретная правда Виктора Суворова

«Памятная записка» окончательно убедила В.М. Молотова в стремлении Германии «к улучшению взаимоотношений», которое он «приветствовал». Наконец глава советского правительства получил исчерпывающий ответ на свое предложение подвести под двусторонние отношения политическую базу. Теперь и он был готов изложить советские условия соглашения: заключение пакта о ненападении; согласование взаимных интересов в Прибалтике; заключение широкого хозяйственного соглашения; содействие Германии урегулированию отношений СССР с Японией. Чтобы «говорить более конкретно», Молотов предложил перенести дальнейшие переговоры из Берлина в Москву [61] Запись беседы народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом. 15 августа 1939 г. // Там же. С. 229–231. .

Обратим внимание на то, что совершенно откровенно изложенная в немецкой записке программа нацистской экспансии на континенте, к участию в которой приглашалась советская сторона, не встретила у В.М. Молотова возражений. Не встретила по той простой причине, что германские предложения, как представлялось сталинскому руководству, открывали путь к достижению классово-имперских целей Советского Союза: возвращения под свой контроль утерянных Россией в итоге Первой мировой войны территорий, изменения в свою пользу баланса сил в Европе, а главным образом — создания условий для расширения «второй империалистической войны» между государствами «враждебного капиталистического окружения».

На следующий день после встречи В.М. Молотова с Ф. Шуленбургом содержание их беседы подробно изложил в телеграмме в Госдепартамент США их новый посол в СССР Л. Штейнгардт (вручивший свои верительные грамоты 8 августа) [62] FRUS. 1939. Vol. 1. P. 334–335. .

В Вашингтоне итоги последней беседы главы советского правительства с германским послом были восприняты как окончательный шаг к достижению договоренности между Германией и СССР. Государственный секретарь К. Хэлл поспешил пригласить английского и французского послов, ознакомив их с сутью только что полученной из Москвы телеграммы, сообщив также о предстоящей поездке в советскую столицу И. Риббентропа. Судя по мемуарам Ч. Болена, государственный секретарь США впервые решился поделиться с правительствами Англии и Франции информацией о советско-германских тайных переговорах, хотя такая информация поступала к нему уже с мая месяца [63] Bohlen Ch.E. Witness to History. P. 82. .

Своевременно организованная Соединенными Штатами утечка информации в печать, пишет Г. Солсбери, «могла бы отсрочить начало войны или, по крайней мере, предупредить мир о том, что его ожидает впереди» [64] Солсбери Г. Воспоминания. С. 158. .

16 августа Г. Биттенфельд (он же Джонни) был направлен из Москвы в Берлин со стенограммой последней беседы Ф. Шуленбурга с В.М. Молотовым. Поэтому, сетует в мемуарах Ч. Болен, посольство США «не получало ничего в течение недели между отъездом Джонни и прибытием в Москву Риббентропа 23 августа» [65] Bohlen Ch.E. Witness to History. P. 82. . До возвращения Джонни американские дипломаты довольствовались информацией советской печати.

21 августа посольство США телеграфировало в Вашингтон о появившемся в этот день в печати сообщении ТАСС о заключении советско-германского кредитного соглашения (с перечислением его условий). Внимание Госдепартамента привлекалось к передовым статьям в «Правде» и «Известиях». Из передовицы «Правды» цитировалась заключительная фраза о значении заключенного соглашения: «Оно может явиться серьезным шагом в деле дальнейшего улучшения не только экономических, но и политических отношений между СССР и Германией» [66] FRUS. 1939. Vol. 1. P. 336. .

В тот же день в Госдепартамент поступила телеграмма от американского поверенного в делах США в Германии А. Керка. Она содержала текст сообщения германского телеграфного агентства, переданного также по радио: «Германское и советское правительства согласились заключить пакт о взаимном ненападении» и для его подписания министр иностранных дел Германии И. Риббентроп прибудет в Москву 23 августа [67] Ibid. P. 337. .

Информируя Вашингтон о предстоящем подписании пакта, посол в Москве Л. Штейнгардт добавил от себя: «Быстрое развитие советско-германских отношений явилось полным сюрпризом для английского и французского посольств и их персонала…» [68] Ibid. P. 338.

В телеграмме А. Керка, отправленной из Берлина в Вашингтон 22 августа, излагались объяснения неназванного «советского дипломата из посольства в Берлине, только что вернувшегося из Москвы», о причинах, побудивших Советский Союз согласиться на заключение договора о ненападении с Германией. Договор, со слов этого дипломата, оправдывался такими соображениями: отказом Англии и Франции предоставить на тройственных переговорах в Москве исчерпывающую информацию о своих армиях; их отказом согласиться в случае войны на большее, чем проведение консультаций; английскими уступками Японии на Дальнем Востоке и готовностью Англии пойти на «второй Мюнхен» за счет Польши. Советский дипломатический источник не исключал продолжения англо-франко-советских переговоров после заключения советско-германского договора и даже того, что «явный» акт агрессии Германии против Польши может привести к участию СССР в антигерманском союзе [69] Ibidem. .

Трудно представить себе, чтобы «советский дипломат из посольства в Берлине» был посвящен в помыслы сталинского руководства. Его «объяснения» скорее служили целям пропагандистского прикрытия уже подготовленной масштабной сделки.

О видении из Лондона складывающейся в Европе ситуации сообщал американский посол Джозеф Кеннеди (отец будущего президента США Джона Кеннеди).

Его длинная телеграмма, целиком посвященная намеченному подписанию советско-германского договора о ненападении, основывалась на беседах посла с министром иностранных дел Э. Галифаксом и главным дипломатическим советником английского министерства иностранных дел Р. Ванситтартом [70] Ibid. P. 339–341. .

Э. Галифакс поделился информацией, поступившей от посла Великобритании в СССР У. Сидса. В ней приводился ответ В.М. Молотова на вопрос посла, будет ли советско-германский договор включать обычный для договоров о ненападении с советским участием пункт о его неприменимости в случае неспровоцированной агрессии. Ответ, высказанный в явном замешательстве, гласил: «Посмотрим, что будет потом» [71] Ibid. P. 339. .

По оценке Э. Галифакса, «русский ответ едва ли мог быть более неудовлетворительным». Р. Ванситтарт же полагал, что заключаемый между Германией и Советским Союзом договор предусматривает «четвертый раздел» Польши [72] Ibid. P. 339–340. . Заявление Э. Галифакса о решимости англичан защитить Польшу американский посол прокомментировал следующим образом: «Однако у меня сложилось твердое убеждение, что они не хотят быть большими поляками, чем сами поляки, и что они молятся, чтобы поляки как можно скорее нашли какой-либо способ урегулировать свои споры с немцами» [73] Ibid. P. 341. .