Хайнц Хёне - СС. Орден «Мертвая голова»

Эйхман обратился за помощью к Риббентропу, а тот в свою очередь пожаловался Муссолини, что его генералы саботируют приказы союзников. Дуче, раздосадованный не на генералов, а на союзников, отправил на юг Франции главного полицейского инспектора Гвидо Лоспинозо, который, похоже, поставил себе основной целью избегать всяческих контактов с немцами. И Эйхман скоро выяснил, почему этот Лоспинозо привез с собой в качестве помощника президента Франко-итальянского банка Донати, который был доверенным лицом Ватикана, и они намеревались, при поддержке папского престола, тайно вывезти в Швейцарию 30 тысяч евреев, пока что имевших убежище в итальянской зоне. Реакция на такое открытие была очень сильной, тем более что Ротке заподозрил еврея в самом Донати. Ротке же спланировал похищение Донати и доставку его в Марсель, но тот успел своевременно улететь в Рим.

Капитуляция Италии летом 1943 года, конечно, лишила французских евреев защиты со стороны итальянцев, но все же гуманность итальянских генералов помогла 80 процентам из 300 тысяч французских евреев избежать лагерей смерти.

Более того, протест итальянцев против «Окончательного решения» стал заметным поворотным пунктом, совпав с двумя важными событиями, которые заставили немцев сократить и темпы и масштабы программы уничтожения. Во-первых, военное счастье изменило Гитлеру, во-вторых (прежде всего благодаря Ватикану), раскрылась подлинная суть проводимого Эйхманом «переселения».

Когда конъюнктурные союзники нацистской Германии почувствовали себя пассажирами тонущего корабля, чары эсэсовских убийц рухнули. Один за другим сателлиты Германии устранялись от еврейских погромов. Еще осенью 1942 года правительство Словакии прекратило депортацию евреев на Восток; была приведена и официальная причина: что через Ватикан просочилась информация о дальнейшей судьбе словацких евреев, отправленных в Польшу якобы на новое место жительства, а Эйхман не допустил словацкую комиссию для ознакомления с этим «новым местом поселения». В декабре выдавать евреев Германии перестало правительство Румынии (хотя румынские антисемиты были еще беспощаднее немцев). В апреле 1943 года болгарский царь Борис III запретил всякие депортации евреев – ни один болгарский еврей не должен попасть в систему массового уничтожения.

Остаток программы осуществлялся урывками. В отместку итальянским саботажникам Эйхман хотел в ночь с 16 на 17 октября 1943 года арестовать всех евреев Рима, но и это ему не удалось: из 8 тысяч римских евреев удалось найти только 1259. 17 октября полицейский атташе Капплер, ответственный за операцию, телеграфировал в Берлин: «Население Италии оказывает нам пассивное сопротивление. Много также случаев активной помощи евреям. Во время операции антисемитские организации не появлялись. На улицах только обычные прохожие. Были даже попытки оттеснить полицейских офицеров от евреев».

Сопротивление «Окончательному решению» в Европе со всей очевидностью росло. Даже в окружении самого Гиммлера нашлись такие, которые – со всеми предосторожностями, конечно, – попытались встать в ряды «порядочных людей». Первым был его массажист и ближайший друг Феликс Керстен. 15 июля 1942 года, узнав, что Гитлер теперь требует от Финляндии выдачи евреев и что с этой целью Гиммлер направляется в Хельсинки, Керстен сразу предупредил финское посольство в Берлине. 29 июля Гиммлер прибыл в Финляндию, однако сопровождавший его Керстен успел встретиться с министром иностранных дел Витингом до начала переговоров и предложил ему способ, как парировать атаку Гиммлера: нужно заявить, что еврейский вопрос очень важен и его нельзя решить без парламента, который соберется лишь в ноябре. Финны приняли эту тактику и уговорили Гиммлера ждать до ноября. 14 декабря он вернулся к этой теме и задался вопросом, что происходит в Финляндии с «Окончательным решением». У Керстена был наготове очередной аргумент: в такой тяжелой военной ситуации финское правительство не решается созывать парламент и представлять столь острый вопрос. 18 сентября следующего года Гиммлер, по словам Керстена, сердито проворчал: «О чем думает это трехгрошовое государство, отказываясь считаться с волей фюрера?!» Финские евреи были спасены, в первую очередь благодаря Керстену, которому обязаны были своей жизнью, помимо них, еще тысячи людей в Европе.

Бригадефюрер СС Эгерт Редер, глава военной администрации при штабе главнокомандующего войсками в Бельгии и Северной Франции, также был невысокого мнения о программе. Еще в марте 1942 года он отверг предложение Кнохена ввести в Бельгии звезду Давида, а в сентябре 1943 года на свой риск приказал освободить бельгийских евреев, собранных в бараках перед отправкой в Освенцим. Даже такие ожесточенные сторонники Гитлера, как группенфюрер Вильгельм Штукарт, пытались облегчить свою совесть. Штукарт служил госсекретарем в министерстве внутренних дел и под мягким нажимом советника, доктора Лезенера, предпринял шаги к спасению двух спорных категорий: 107 тысяч полукровок и 28 тысяч евреев, состоявших в смешанных браках. Министерство внутренних дел провело несколько рабочих совещаний с Эйхманом и ликвидаторами РСХА с намерением предотвратить уничтожение. РСХА на уступки не пошло. Тогда Штукарт прибег к последнему отчаянному средству – предложил стерилизацию вместо убийства. В сентябре 1942 года Лезенер сочинил для Штукарта меморандум, предназначенный лично Гиммлеру, – типичный образчик окольных путей и обманчивой фразеологии, которыми должен был пользоваться всякий, кто желал бы как-то помочь евреям.

Лезенер сделал верную ставку на преданность Гиммлера культу предков. От имени Штукарта он заявил, что депортация полуевреев означала бы не только отказ от той половины их крови, которая является немецкой; это значит «пролить немецкую кровь в угоду врагам Германии, сделать им подарок». Кроме того, полукровки «чаще всего отдают все силы, служа интересам Германии». Меморандум Лезенера завершался заявлением: «Я не могу поэтому рассматривать план эвакуации как соответствующий интересам Германии и предпочел бы стерилизацию, так чтобы они вымерли естественным образом. Но ни стерилизацию, ни эвакуацию, конечно, нельзя проводить до окончания войны».

Письмо произвело на Гиммлера то впечатление, которого ожидали авторы. Он запретил ликвидацию, и большинство полукровок были спасены. Даже Нюрнбергский трибунал принял во внимание письмо Штукарта, особенно после того, как он смог доказать одну вещь, до того тщательно скрываемую: прежде чем написать письмо, он консультировался с группенфюрером доктором Конти, статс-секретарем по здравоохранению, и тот уверенно утверждал, что произвести стерилизацию такого числа людей практически невозможно.