Александр Маркелов - Торпедный веер

Прямых указаний перехватить и потопить конвой не было, и Цуриков имел право выполнять ранее поставленную задачу. Но, прочитав депешу, он загорелся. Грешно упустить такую цель. Надо посоветоваться. Пригласил Демидова и Розова. Склонились над картой. Розов хотел было справиться, где же Скотаренко, как открылась дверь и вошел Виктор.

— Отдохнули? — кивнул Цуриков.

Скотаренко что-то пробормотал, усаживаясь за стол.

— Нам нужно выяснить такую ситуацию, — начал Сергей Антонович. — Ваше мнение, лейтенант Скотаренко: зайдет конвой в Одессу или прямиком двинет на Херсон?

Виктор помолчал, подумал, потом сказал:

— По логике, товарищ капитан-лейтенант, должен, — и высказал свои соображения.

С ним согласились. Непременно завернет в Одессу уже хотя бы по той простой причине, что попытается ввести в заблуждение нашу разведку, запутать следы, обмануть советских подводников.

Скрылась, растаяла в ночи шхуна, да она» и не нужна была больше Цурикову. Скоро должен показаться берег, и, если оправдается расчет, через час-полтора корабли противника подойдут к одесской бухте.

Так и вышло. Вахтенный лейтенант Скотаренко увидел сначала Воронцовский маяк. Расплывчатой полосой наплывал берег. Виктор поворачивал перископ, переводил оптику на увеличение, снова и снова всматривался в темень, пока, наконец, не обнаружил то, что искал. Конвой!

Атаковать с большого расстояния Цуриков не решился, к тому же по заливу шныряют катера, поэтому целесообразнее сейчас лечь на грунт и ждать благоприятного момента. Ясно было одно; враг находится «на мушке прицела», часы его сочтены.

Командир предполагал всплыть до наступления утра, но катера, словно предчувствуя неладное, мотались по заливу до самой зари. Наконец улучили момент, начали подъем. Цуриков наблюдал. Транспорт выходит из бухты, четыре катера вырвались вперед, двое идут по бокам, один в кильватере. Скотаренко сдал вахту, но оставался в боевой рубке. Выглядел он уставшим, лицо посерело, осунулось. Ясное дело, спать он не мог. Не терпелось еще разок взглянуть в перископ, краешком глаза увидеть желтые кручи Аркадии. Резкая команда «пли!» — и лодка вздрогнула, белый узорчатый след потянулся к маяку. Удаляясь, он становился все тоньше и тоньше, пока совсем не растаял в мелкой зыби. И как только исчез торпедный след, сразу один за другим последовали два взрыва. Столбы воды и дыма поднялись до самых облаков, закрыв собою ту часть города, где стояло знаменитое здание оперного театра. Постепенно дым рассеивался, оседал, и когда посветлело, из воды словно вынырнуло огромное уродливое чудовище. Сухогруз повалился на левый борт. Он горел, с борта летели в воду тюки, прыгали люди, катера подбирали их.

Пять часов пролежала лодка на грунте, дожидаясь темноты, но ни самолеты, ни катера не пытались обнаружить ее. По всей видимости, противник считал причиной гибели транспорта подрыв на мине. Ведь для советских подводных лодок ворота сюда были заперты.

Майская ночь окутала море, облака закрыли небо. А-3 покидала берега Одессы. Цуриков пригласил к себе помощника.

— Давайте-ка все-таки поговорим по душам… Беда какая у вас — поделитесь. Горе на двоих — полгоря…

Скотаренко вынул из кармана какую-то бумажку, расправил уголки и подал Цурикову.

— Читайте, товарищ капитан-лейтенант… Это была вырезка из газеты. В заметке сообщалось, что партизаны взорвали на улице Энгельса дом, где разместились фашистские офицеры. За это оккупанты жестоко расправились с местным населением. Они хватали на улицах женщин, девушек, стариков. На проспекте лейтенанта Шмидта три дня висели невинные жертвы кровавого террора…

Цуриков бережно сложил вырезку и возвратил Скотаренко. Он подумал, что, наверное, в Одессе у лейтенанта есть родные, он тревожится за них и этим объясняется его состояние. Ничем нельзя помочь Виктору, только в бою он мог найти успокоение. Как он сам, Сергей Антонович Цуриков, как и все краснофлотцы, каждым удачным боем приближая долгожданную победу.

Депеша подстерегла Власова в самый неподходящий момент: после многодневных бесплодных поисков он обнаружил, наконец, противника, готов был начать преследование… И тут как снег на голову приказ срочно возвращаться в Новороссийск.

Догадки строить — зачем и почему — не приходилось: приказ. Но военкому — не удержался — высказал свою обиду:

— У меня, Филипп Сергеевич, выбили из рук ружье, я уж и палец на спусковом крючке держал, а тут на тебе…

Власов посмотрел в окуляр. Верхушки мачт показались над волной и утонули. Щ-214 возвращалась на базу…

Мы встретились с Владимиром Яковлевичем Власовым утром возле морского вокзала. Он обрадовался, сжал меня в объятиях, долго похлопывал по спине. Но я обратил внимание, что улыбка у него была какая-то усталая, натянутая. Я знал Власова другим, поэтому спросил без обиняков, не болен ли он.

Нет, ответил, вполне здоров, и по службе все шло хорошо. Вот только опасался, что переведут на другой флот, а ему не хотелось расставаться с Черным морем.

— Так вы не знаете, почему вас сняли с боевой позиции? — спрашиваю. — Могу порадовать, мы ведь одно задание будем выполнять: с грузом боеприпасов и продовольствия — на Севастополь. Вы идете лидером, мы за вами.

Власов оживился:

— Если так, то это здорово, дружище!

Расстались мы с надеждой на скорую встречу. Ведь мы не виделись почти год, нам было о чем поговорить.

Щ-214 ушла на Севастополь в полдень, наша Л-6 двумя часами позже. Стоял июнь сорок второго, тяжелого года. Дорога в Крым для надводных кораблей была фактически перерезана, в воздухе хозяйничала вражеская авиация. Потому миссия выпала нам трудная и почетная: доставлять грузы обороняющемуся городу.

Этот наш рейс проходил на удивление спокойно. Но когда мы начали выгружаться в Стрелецкой бухте, налетели «юнкерсы». И сразу порт превратился в настоящий ад. С воем и свистом пикировали самолеты, захлебывались зенитки, все вокруг трещало и валилось. Подобного мне еще не приходилось видеть за дни войны. И тогда, и много лет спустя я не раз спрашивал себя: что помогло нам выстоять, не дрогнуть? Поистине несокрушимой была сила духа советского воина!

Под шквальным огнем мы взяли группу раненых и вышли в открытое море. Не знаю, по каким причинам Щ-214 задержалась. Я думал, что по возвращении в Новороссийск мы увидимся с Владимиром Яковлевичем. Но вот мы вышли вторым рейсом на Севастополь, а Щ-214 еще не вернулась. В походе наш радист доложил, что берег непрерывно вызывает подлодку Щ-214. Надеваю наушники. Тревожно выстукивает морзянка, просит отозваться Власова. Радист поворачивает ручку приемника, и я вижу, как у него дрожат пальцы.