Вокруг Света - Журнал Вокруг Света №7  за 1997 год

Уже ранним утром 24 мая две тщательно запечатанные и залитые красным сургучом инструкции были доставлены в Бастилию и вручены тем, «кому должно об этом ведать».

Только через двести с лишним лет, когда в Архиве древних актов в Москве было обнаружено совершенно секретное «Дело о таинственном узнике Бастильского Замка», стало известно и нам содержание этих инструкций.

Инструкция господину де Лонгпре,

Тайному Королевскому советнику

и полицмейстеру

Господин де Лонгпре, в силу своих обязанностей и данному ему повелению, обязан содержать самую высочайшую тайну относительно человека, которого он повезет из Бастилии, и должен и впредь содержать в глубоком молчании вверенное ему дело.

Во исполнение Его Величества Указа он должен взять из Бастилии Арестанта, и выведши его из Внутреннего Замка, посадить в приготовленную для сего кибитку, и тот час, не останавливаясь, отвезти его в город Руан.

Господин де Лонгпре, прибыв в Руан, должен тот час посадить Арестанта в самое нижнее место в корабле и не спущать с него глаз до самого отъезда.

Как скоро судно отвалит и на парусах пойдет в море, тогда уже господин де Лонгпре не будет иметь власти и останется как вояжер, однако, по требованию другого господина, всегда должен оказывать ему всепоможение и неустанное бдение.

В Париже 23 майя 1783 года

Ле Нуар, комиссар

Парижской Юстиц-коллегии

Инструкция тайному агенту полиции г-ну Петру Обрескову

По получении оной имеете тот час с надзирателем здешней полиции г-ном де Лонгпре ехать в город Руан.

Как скоро корабль находиться будет в море, то взятый из Бастилии Арестант вверяется особому вашему присмотру. Ключ от того места, где должно содержаться Арестанту, надлежит вам всегда иметь при себе. Каждый раз, когда нужда ему потребует, посматривать его вам самим. Но ежели для лучшей безопасности рассудить за благо забить его в железа, то сие вам дозволяется.

Но ежели Богу таково изволившу означенный Арестант умер, то в таком случае должно вам описать происхождение его болезни и обстоятельства смерти, и оное засвидетельствовать чрез инспектора полиции г-на де Лонгпре и корабельного капитана.

В случае же и вашей собственной смерти, надлежало бы на конверте сделать французскую надпись Ея Императорскому Величеству до собственных Ея рук, дабы г-н Лонгпре мог бы доставить таковой пакет в Санкт-Петербург.

Коль скоро прибудете в Кронштадт, то что касается Арестанта, то не имеете его никому отдавать, а только по удостоверению Ей Величества в такой силе, что должно отдавать Арестанта.

В Париже 23 майя 1783 года

Российский посланник

Ея Величества

Князь Иван Барятинский

Читая эти инструкции, поражаешься атмосфере таинственности, окутавшей эту историю, и той строгости по отношению к узнику Бастилии. Словно речь идет о еще одной «Железной Маске», заточенной в каменные стены Внутреннего Замка.

Но о «Железной Маске» написаны десятки романов, тома исторических исследований, а об этом таинственном узнике Бастилии — ни слова.

Почему история эта так и не выплыла на поверхность, не сохранилась в воспоминаниях современников, почему ее нет в хрониках тех лет?

Дело № 2631 с 1783 года хранилось как «особо секретное» в Государственном архиве Министерства иностранных дел в Санкт-Петербурге, а в наши дни передано на хранение в Центральный государственный архив древних актов в Москве и стало доступно для исследователей.

«Дело» это — 500 с лишним листов плотной бумаги XVIII века, исписанных то изящной витиеватой французской скорописью, то каллиграфической русской канцелярской вязью, — допросы, обыски, доносы, изъяснения. Попадаются листы с какими-то каракулями, с пятнами от слез, обведенными чернилами. Есть письма на неизвестном языке, алфавит, никогда не виданный, есть стихи, рисунки, планы домов, изображения геральдических знаков. И даже некое научное сочинение.

Вот и все, что осталось на свете от таинственного узника, все, из чего мы узнаем об этом человеке. Бумага имеет странное свойство — продлевать жизнь человека, а иногда и «воскрешать» ее.

Перед тем, как отправить кибитку с арестантом в Руан, князь Барятинский вручил тайному агенту Петру Обрескову, «человеку чрезвычайно верному», и само «Дело», заведенное в Бастилии, и к «Делу» приложил написанную им самим реляцию на имя Всепресветлейшей Державнейшей Императрицы и Самодержицы Всероссийской Екатерины Второй, где на 25 листах изложил подробности «злодеяний» тайного узника Бастильского замка.

Однажды, студеным февральским вечером в дом российского посланника в Париже князя Ивана Сергеевича Барятинского постучался бродяга-матрос. На нем был промерзший насквозь бушлат, рваные сапоги, а в застывшей руке он держал кованый матросский сундучок. Лицо совсем юное, наверно, и бороды еще не брил, а глаза были уставшие, отрешенные. Князь, добрый по своей природе, принял бродягу, попросил предъявить бумаги, паспорт и спросил, откуда он родом и зачем сюда пришел. Бродяга отвечал на русском языке, в котором, правда, чувствовался какой-то акцент, что пришел он на корабле из Голландии, долго добирался до Парижа, и предъявил паспорт от голландского адмиралтейства, свидетельствующий, что он француз Ролланд Инфортюне, а был в голландской службе солдатом.

— Француз... Француз, — пробормотал князь и вскинул глаза на бродягу. — А ко мне зачем пришел, коль француз?

«Тогда он начал мне плести следующую басню», — пишет Барятинский императрице:

— Сам-то я родом из Малороссии. Однажды на наш обоз напали разбойники, меня связали и через Кубань отвезли в Смирну, где на торгах продали турку. Но от сего турка я нашел способ уйти на голландский корабль, шкипер судна спрятал меня, привез в Голландию, где я взял службу солдатом на корабле «Кастор». Мне сказывали, что там добрый капитан Кенфаон, но служба нелегкая, и советовали не сказывать ни настоящего имени моего, ни фамилии, с тем, что я смогу бежать с корабля, коль скоро к земле какой пристанем. Нужда заставила меня склониться на все, я получил сто гульденов и паспорт на имя француза Ролланда Инфортюне.

— Инфортюне... — бормотал князь, внимательно разглядывая пришельца. — Где же ты плавал, Инфортюне?

— Последний раз мы вернулись с острова Мартиник, — ответствовал матрос.

— Почему же ты бросил морскую службу? — спросил князь.

— Правду скажу. — Бродяга взял сундучок в другую руку и показал запястье. — Намерение мое бежать было, на ялботе хотел уйти, да поймали и, как дезертира, в железах держали. А по силе воинских артикулов той республики наказывают дезертиров пятьюстами ударами линьком, и должно с самого верху высокой мачты три раза бросаться в воду. Но добрый капитан мой, имея меня за первого солдата, наказал только двадцатью ударами линьком. А как во Францию пришли, в порт Гавр, то я просил увольнения со службы.