Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

Для окончательного решения вопроса о том, когда нанести удар по Советскому Союзу, Гитлер решил получить «квалифицированные научные консультации» у специалистов из тайных оккультных структур «черного ордена» СС.

— Нам нужно окончательно определиться со сроками, — сказал фюрер. — Я хочу, чтобы в грядущей войне с Россией нам покровительствовали высшие силы, поэтому пусть они сами укажут нам путь и его отправную точку. А там мы уже пойдем до конца! Я хотел назначить наступление на май. Но потом передумал. Теперь пусть станет окончательно ясно: ошибаюсь я или нет?

Гиммлер задействовал все входившие в его ведомство секретные оккультные учреждения на выполнение задания. Через несколько дней, довольный полученными из секретных институтов результатами, рейхсфюрер СС вошел в кабинет фюрера.

— Я думаю начать наступление на Россию во второй половине июня, — опередил рейхсфюрера нацистский диктатор.

— Именно так, мой фюрер! — воскликнул тот. — Наши лучшие специалисты рассчитали: лучше всего двинуть войска на врага двадцать второго июня, в древнегерманский праздник солнцестояния. Дарованная вам свыше интуиция и на сей раз не подвела!

Интуиция, конечно, интуицией, но куда больше тот же Гиммлер надеялся на уже выдвинутые на исходные рубежи танковые соединения и мотопехоту, хорошо работавшую разведку и прекрасно понимавшую свои задачи авиацию. Подготовил он и переодетых в форму Красной Армии диверсантов, которые сыграли известную роль в создании паники и нарушении управления советскими войсками в первые дни войны.

— Да, вы правы, Генрих, — улыбнулся польщенный Гитлер. — Именно мистический древнегерманский круг может определить судьбы цивилизаций и жизни на земле, и двадцать второе июня указывает нам действительный путь к победе: через две руны после нее идет руна «зиг», означающая победу! Следует обратить внимание еще на одну немаловажную деталь: от двадцать второго июня до руны «зиг» как раз два месяца. Само небо определяет нам сроки начала и окончания войны с Россией!

— Все так, мой фюрер! — почтительно склонил голову «верный Генрих».

Но все это, конечно же, выдумки. А вот то, что уже в начале августа 1940 года Гитлер в своем выступлении перед высшими военными определил начало войны весной 1941 года, несомненно. «Если Россия будет разбита, — заявил он, — у Англии пропадет последняя надежда. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: на основании этого Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года».

Почему именно весна 1941 года? В феврале 1945 года фюрер признался Борману, что перед нападением на СССР он изучил опыт своего любимого Наполеона. «Да, — сказал тогда Гитлер, — он всегда был против войны на два фронта, но у него не осталось никакой надежды оккупировать Британию. Вот и сейчас время играет на Сталина, и единственной возможностью перехватить у него инициативу является война».

В записи в дневнике от 16 июня 1941 года Геббельс так объясняет причину нападения Гитлера на СССР. «Москва, — писал министр пропаганды, — собирается воздерживаться от войны, пока Европа не истощит себя полностью. Тогда Сталин решит, что пора начинать большевизацию Европы… Россия атакует нас, когда мы будем слабы, и нам придется воевать на два фронта. Этого мы можем избежать, если нанесем удар первыми. Тогда наш тыл будет защищен. Я оцениваю боевой потенциал русских еще ниже, чем фюрер». Ну и, конечно, по словам Геббельса, Советский Союз должен быть разбит до вторжения на Британские острова. «Большевизм, — делал он вывод, — должен быть уничтожен, тогда Британия потеряет последнего союзника на континенте».

Собирался ли Сталин нападать на Гитлера? Нет, не в 1940 году, когда он был слишком слаб, что так наглядно продемонстрировала финская кампания, а потом, окрепнув? Споры об этом идут и по сей день, но полной ясности в этом вопросе нет.

Мы не будем предаваться бессмысленным размышлениям о том, что думал Сталин, а просто посмотрим, что говорили и как вели себя в то взрывоопасное время ближайшие его сподвижники. Но прежде всего надо все же заметить, что, в отличие от фюрера, Сталин никогда не был авантюристом. И ввязываться в драку, а потом смотреть, что из этого получится, что так нравилось Ленину, он не собирался. Верный привычке выжидать, он никогда не делал первого шага, и, прежде чем ударить, предпочитал изучать слабые места своих врагов. В то же время Сталин прекрасно понимал, что наступление Красной Армии «по всей Европе» под лозунгом социальной перестройки может сыграть против него и заставит сплотиться все капиталистические страны в единый антисоветский блок. Если же он и собирался воевать, то, думается, только вместе с фюрером. Об этом могут свидетельствовать те воинственные разговоры, которые велись в предвоенные годы в партийном и военном руководстве.

В октябре 1938 года на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда Сталин недвусмысленно заявил, что большевики отнюдь не против наступления и даже не против всякой войны. И именно в ту минуту приехавший вместе с ним Жданов записал в своем блокноте весьма интересную фразу: «Крики об обороне — это вуаль!»

И не только с ними, но и со всем капиталистическим миром, о чем с предельной откровенностью поведал сам Сталин в беседе с руководством Коминтерна после нападению Германии на Польшу: «Идет война между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону».

Да, это говорил всего лишь Молотов, но именно он был в те годы ближайшим сподвижником Сталина, и вряд ли мы погрешим против истины, если предположим, что Молотов лишь повторил то, что не раз слышал от самого Сталина. Возможно, именно поэтому весной 1940 года все чаще стали раздаваться призывы ведущих политиков и военных к переходу к более активной политике. Инициатором этого явился опять же сам Сталин, который на заседании комиссии Главного Военного Совета 21 апреля 1940 года предложил «коренным образом переделать нашу военную идеологию». «Мы, — заявил он, — должны воспитывать свой комсостав в духе активной обороны, включающей в себя и наступление. Надо эти идеи популяризировать под лозунгами безопасности, защиты своего отечества, наших границ».