Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

Творцами новых веяний стали Вильгельм Гренер, первый генерал, ставший министром обороны, и Курт фон Шлейхер, курировавший все политические вопросы, связанные с армией и флотом. Дружившего с сыном президента Оскаром хитрого и изворотливого Шлейхера не зря называли «кардиналом цвета хаки». Скоро уже сам президент по несколько раз в день советовался с ним. Чуть ли не до самого последнего дня своей карьеры Шлейхер будет стоять в центре политических интриг. Именно он будет назначать канцлеров, надеясь найти среди них такого, который, опираясь на чрезвычайные полномочия президента, сможет создать то, в чем более всего нуждались государство и рейхсвер: сильное правительство, которое не зависело бы от прихотей партийных вождей и могло обеспечить выполнение программы перевооружения рейхсвера.

Надо ли говорить, что привыкшие к порядку и жесткости Гренер и Шлейхер были разочарованы слабостью коалиционных правительств, которые сменяли друг друга, но ничего не меняли. Конечно, они не могли пройти мимо Гитлера. Нет, они не собирались сажать его в канцлерское кресло — он был им нужен только как лидер второй по значению партии. Да и как можно было обойтись без Гитлера, от которого во многом зависел политический климат в парламенте и спокойствие на улицах!

Сам Гитлер уже давно пытался наладить отношения с тем самым рейхсвером, с которым он начал свое сотрудничество еще в 1918 году после возвращения с фронта. Трудно сказать, как это ему удалось, но в 1927 году военное ведомство запретило брать в армию членов нацистской партии, поскольку они «поставили своей целью свержение конституционного режима в немецкой империи».

Речь была издана в специальном выпуске «Фелькишер беобахтер» для рейхсвера, после чего Гитлер опубликовал несколько статей в нацистском ежемесячнике для армии «Дойчер вергайст».

В 1931 году он встречался с Ремом и Грегором Штрассером по поводу отмены запрета призывать в армию членов нацистской партии. Гитлер по достоинству оценил жест могущественного генерала и запретил штурмовикам принимать участие в уличных битвах. Правда, ничего из этого запрета не вышло, и СА продолжил терроризировать население, руководствуясь своим главным лозунгом: «Кому принадлежат улицы, тому принадлежит власть в Германии». И Гренер, и Шлейхер, и сам Гитлер прекрасно знали, что никакие приказы не в силах остановить штурмовиков, готовых все смести со своего залитого кровью пути. Но делали вид, что ничего не происходит, поскольку условия игры были соблюдены.

Но все это будет позже, а пока Гитлер продолжал пребывать в печали и тягостных размышлениях о своем будущем. Не находил он забвения и в личной жизни — его отношения с Гели становились все более тягостными. Гитлер часто уезжал из Мюнхена, и те недели, а порою и месяцы, что он отсутствовал, превращались для запертой в золотую клетку Гели в настоящую пытку. Она почти не выходила из дома, где за ней постоянно присматривала фрау Винтер, а когда ей все же удавалось вырваться, ее сопровождали жены Гофмана, Гесса или Аманна. Так дальше продолжаться не могло, рано или поздно сложный узел отношений «дяди» с «племянницей» должен был развязаться. Так оно и случилось.

18 сентября 1931 года Гитлер собирался в Гамбург для проведения там ряда важных предвыборных мероприятий. Он попрощался с Гели и уже направился к выходу, когда та сказала:

— Я хочу уехать в Вену!

— Зачем? — хмуро взглянул на нее Гитлер, хотя прекрасно знал ответ.

— Учиться вокалу…

Как всегда в подобных случаях, Гитлер высказался против, и в следующую минуту разразился жуткий скандал. Только от одной мысли, что его возлюбленная уедет, Гитлер впал в буйство и кричал так, как он не кричал никогда в своей жизни. Однако и терпению Гели пришел конец.

— У меня больше нет сил, — задыхалась она от рыданий, — сидеть в этой проклятой комнате и ждать, когда ты соизволишь выпустить меня! Да и зачем я тебе, если у тебя есть эта Ева? Я уеду, а ты запрешь ее в этой клетке и будешь навещать, когда тебе захочется!

Гитлер в изумлении уставился на неистовствовавшую девушку. Что он мог ей ответить? Ева у него и на самом деле была. Но одно дело состоять с ней в связи, и совсем другое — остаться без Гели.

— Ладно, Гели, — неожиданно мягко проговорил он, — я скоро вернусь, и мы с тобой обо всем поговорим спокойно…

Гели не ответила. Посчитав молчание за знак согласия, Гитлер нежно погладил ее по плечу и, чтобы не продолжать неприятных объяснений, быстро вышел из комнаты. Но в тот самый момент, когда он уже собирался сесть в машину, как, во всяком случае, утверждали соседи, Гели крикнула ему из окна:

— Так ты запрещаешь мне ехать в Вену?

— Ничего, — попыталась успокоить стоявшую с отрешенным лицом девушку фрау Винтер, — он вернется, и все будет хорошо…

— Я не буду сегодня обедать, и прошу меня не беспокоить…

Теперь уже никто не скажет, что заставило молодую девушку принять столь страшное решение и взяться за пистолет. Да, она убедилась, что у нее была соперница, и все же вряд ли это могло стать причиной самоубийства. Скорее всего, здесь было сразу несколько причин. Ревность, обида, жалость к самой себе и, конечно, злость на своего ветреного возлюбленного, который играл с ней как кошка с мышкой и не собирался на ней жениться.

Через три часа фрау Винтер услышала выстрел и кинулась к двери. Но напрасно она просила Гели открыть дверь — девушка так и не откликнулась. Почуяв неладное, фрау Винтер поспешила к телефону. Звонить в полицию она не собиралась. Ее хозяину огласка и грандиозный скандал были не нужны. Дозвонившись до Гесса, она рассказала о случившемся. Верный Рудольф обещал немедленно приехать и попросил ничего не предпринимать.

Тем временем Штрассер продолжал настаивать на вызове полиции, и Гесс нехотя согласился: дальнейшее замалчивание могло привести к еще большему скандалу. К его великой радости, полицейский врач сразу же заявил, что Гели убила себя. Следователь записал показания фрау Винтер и соседей, на этом расследование закончилось, и труп увезли в морг. Никакого предсмертного письма Гели обнаружено не было.

После гибели Гели Гитлер несколько недель прожил в загородном доме владельца типографии Адольфа Мюллера. Пребывая в состоянии, близком к прострации, он с утра до вечера твердил о самоубийстве, и все эти дни с него не спускали глаз Гесс и личный шофер Шрекк.

Конечно, очень многим хотелось видеть убийцей самого Гитлера, однако факты свидетельствуют об обратном. Как показали жильцы дома, они услышали выстрел уже после того, как Гитлер уехал на своем «мерседесе». Впрочем, брат Грегора Штрассера Отто, хорошо знавший всех участников разыгравшейся на Принцрегентплац драмы, имел свой взгляд на «ужасные подробности» случившегося 18 сентября 1931 года и утверждал, что Гели убил Гитлер.