Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы

— Об этом не может быть и речи! Нас может разлучить только смерть!

Фриц лишь презрительно хмыкнул, полагая, что его дочь сошла с ума или начиталась рыцарских романов. Ему и в голову не могло прийти, что Ева не кривила душой. Пройдет не так уж много лет, и она добровольно в расцвете лет уйдет из жизни с тем, без кого уже не мыслила своего существования на земле.

Отчаявшись доказать дочери всю низость ее падения, Фриц махнул рукой и запретил Еве показываться ему на глаза. В течение полугода они не поддерживали никаких отношений. В знак протеста Фриц Браун отказался вступить в нацистскую партию, и его демарш едва не закончился для него плачевно. В течение года ему несколько раз отказывали в повышении, тогда обозленный на весь мир Фриц отправился к директору и, подав заявление об отставке, прямо заявил: «Человек, утративший авторитет у собственных детей, не вправе исполнять обязанности учителя!»

Хорошо зная причину озлобленности Брауна, растерявшийся директор обратился за помощью к своему начальству. Оно поспешило успокоить «утратившего авторитет человека», заверив его в том, что никто не осмелится уволить его.

Не остался в стороне от конфликта и Гитлер, когда ему доложили о ссоре Евы с отцом, он посоветовал ей немедленно помириться с ним. Под горячую руку снова досталось Гофману, которому Гитлер с угрозой в голосе сказал: «Если еще одна фотография Евы появится в журналах, тебе не сносить головы!» «Ну а вы, — заявил фюрер персоналу, обслуживающему виллу, — должны раз и навсегда запомнить: что бы ни происходило в моем доме, это ни в коем случае не должно стать достоянием гласности!»

Но самым удивительным во всей этой истории оказалось то, что в самой Германии появление фотографии не вызвало никакого интереса. Видимо, известие о подруге Гитлера для многих немцев не являлось сенсацией. Что касается заграницы, то в Британском музее Лондона имеются копии донесений специального агента «Интеллидженс сервис», в котором были перечислены все женщины, так или иначе связанные с Гитлером. Упоминалась среди них и Ева Браун. А вот Второе бюро при французском генеральном штабе хранило на любовницу фюрера целое досье. Интересовалась Евой и американская разведка, которая одно время даже собиралась похитить возлюбленную фюрера.

Трудно сказать, слышал ли о Еве Браун федеральный канцлер Австрии Курт Шушниг, но именно она сыграла в его печальной судьбе известную роль. Приговоренный к пожизненному заключению Шушниг обратился к нацистским властям с просьбой разрешить ему жениться на графине Вере фон Чернин. Узнав от Геринга о просьбе бывшего канцлера, Ева попросила Гитлера пойти ему навстречу. «Я бы так же последовала за тобой в тюрьму, — сказала она, — в лагерь или даже на смерть… Тут уж ничего не поделаешь…»

Тронутый благородством своей подруги Гитлер расчувствовался и разрешил Шушнигу жениться. Бывший канцлер обрел семью и очень долго полагал, что своему счастью обязан Папе Римскому и «другу Муссолини».

Ева была очень обрадована аншлюсом Австрии, поскольку это дало ей возможность съездить с Гитлером за границу. Как говорил Фриц Видеман, поначалу Гитлер не собирался включать Австрию в состав Германии и намеревался установить с нею федеративные отношения. Однако тот восторг, с каким его встречали австрийцы, заставил его пересмотреть свои взгляды — он окончательно понял, что большая часть населения на его стороне. Особенно его потряс тот восторженный прием, который ему устроили жители его родного Линца. И, конечно, фюреру очень хотелось, чтобы возлюбленная увидела его во всей красе.

Гитлер позвонил Еве и попросил ее приехать в Вену, куда та и отправилась вместе с матерью и Гердой. Формально они считались официальными лицами, которые входили в «эскорт фюрера», но в той суматохе, которая тогда царила в столице Австрии, никто и не думал обращать на них повышенное внимание. Что же касается самой Евы, то она была потрясена тем, что увидела в Вене. «Я просто обезумела», — написала она на почтовой открытке, а ее мать сообщила Ильзе: «Более величественного зрелища даже представить себе невозможно».

И обе были правы. Тот самый город, где совсем еще недавно Гитлер влачил самое жалкое существование, теперь лежал у его ног. Тысячи жителей австрийской столицы ночь напролет пели перед отелем, в котором остановился фюрер. Глядя на их веселые и радостные лица, Ева чувствовала, как ее переполняет гордость за возлюбленного. Теперь она знала, что ответить отцу и Ильзе, которые в один голос уверяли, что большинство немцев раскаивается, что так легко отдали власть «узурпатору». А тут Гитлер переезжает границу покоренного им государства без единого выстрела, и жители радостно приветствуют его как некое давно ожидаемое божество, спустившееся к ним с Олимпа.

В отеле «Империал» Еве отвели комнату рядом со спальней фюрера, и она с восхищением наблюдала за тем, как он стоял на балконе с вытянутой рукой, приветствуя бесновавшихся на улицах венцев.

Это была его первая и последняя поездка за границу с официальным визитом, он всегда вспоминал о ней с удовольствием, несмотря на то, что ему до чертиков надоели беседы с правящими Италией представителями Савойской династии. Устал он и от бесконечных правил протокола, которые больше запрещали, нежели разрешали. Потому он с таким восхищением и вспоминал кабинет Муссолини в огромном зале Маррамаондо в Венецианском дворце. Вернувшись в Берлин, он дал указание сделать его кабинет в новом здании Имперской канцелярии точно таких же размеров. Впрочем, он привез из своей поездки на Апеннины не только восхищение архитектурой Италии, но и нововведение для вермахта, который теперь должен был использовать на маневрах боевые патроны, как это было заведено в итальянской армии.

Надо ли говорить, что Ева уговорила фюрера взять ее с собой в Италию. После долгих размышлений Гитлер согласился на ее поездку, определив ей в компанию владелицу «Рейнского отеля» в Годесберге госпожу Дрезен, чья семья оказывала Гитлеру помощь в самом начале его политической карьеры. Вместе с ней окружение Евы составили сын госпожи Дрезен Фриц, врачи Морелль и Брандт. Перед отъездом в Рим фюрер предупредил Еву, что они будут видеться только на официальных приемах.

Угроза не произвела на Еву ни малейшего впечатления. «Даже если это и так, — пожала она плечами, — я все равно поеду в Неаполь!»

Сам Ева быстро забыла об этом инциденте и, ни словом не упомянув о нем в своем альбоме, закончила описание поездки в Италию такими словами: «Итальянцы от нас без ума, они непрерывно ухаживали за мной и называли только «очаровательной блондинкой».

Вряд ли все эти поговорки производили на фюрера впечатление, но на этот раз он смилостивился и, вызвав Видемана, небрежно бросил: «Пригласите этих засранцев!»