Олег Куваев - Избранное. Том 3: Никогда не хочется ставить точку

Заледенели, как цуцики, и лучше любого ресторанного входа показалась нам освещенная дверь яранги. Курить у них тоже не богато. И чаю нет. Попили чайку после 10 часов плавания, Даже есть неохота.

Легли спать. Мешок мой хоть и плавал в воде, но намок мало, а у ребят совсем сухие! Лежим. С одной стороны от меня шкура с протухшим нерпичьим жиром, с другой — горшок, куда чукчи периодически сливают из полога, а в лицо ласково лижет собачка. Наши чукчи — хорошие, гостеприимные люди. Две семьи с Айона. Ловят рыбу сетками. У каждого одна сетка, и уже наловили около 2 тонн. Вот это Чукотка! Будут здесь зимовать, построят избушку. Старуха у них страшного вида, но, видимо, добрая, и маленький цветочек тундры — Аня. В отличие от прочих чукотских детей очень весела и подвижна.

23УШ. Ура! Штиль. Снова болтается на мачте пету

шок. Отдали чукчам часть чая, оленины. Как они накинулись на это. мясо, — видимо, давно его не приходилось им есть. Очень, сердечно попрощались. Наивные люди! Поднимешь руку, чтобы поправить шапку, а они думают, что им еще машут, и обязательно ответят. Обогнули Наглёйнын. Что же дальше?

25УН1. В.от и снова на базе. После Наглёйнына сдал мотор, долго плыли на веслах, заправлялись.

Опять крепчает (в который уже раз!) ветер. Скажу прямо: страшно в темноте на волнах в такую погоду. Чтобы немного отвлечься, прошу Мишу спеть что ни-будь. Потом надумали вскипятить чай. Налили в ведро воды, на ведро — миску с бензином и сверху чайник. Все это повесили на весло поперек бортов. Граммов 400 бензина хватило, чтобы чайник закипел. Удивительная вещь огонь! Вот горит он слабыми язычками, даже не обжигает руки, а сразу уютнее делается августовская полярная ночь, тише волны.

Так добрались до Кремянки: Горький урок прошедшей ночи, не прошел даром, и теперь лихо, пристали к берегу, не залив в лодку ни капли, хотя прибой был солидный. Забили в землю колы, якорь — и в землянку. Пусто в ней, только дамы на стенах да несколько книжонок, и среди них — "Бестужев Рюмин", памятная мне еще по школьным годам. 1

Два свечных огарка, оставленных охотниками, докрасна нагретая печь, и кажется, век бы не выезжал из этих 10 квадратных метров. Запоем читал всю ночь, выбегая только взглянуть на лодку — уж очень гудело море. Утром часа в три стало светать, глянул „в окно и увидел в 15 метрах стаю гусей. Ходят, щиплют травку. Жаль, фотоаппарат пуст.

Часа в четыре дня отчалили. Штиль. Тумлук. Рыбаки. Чай Везде. Это уже торная "домашняя" Чауновская земля.

1 12 13 14 февраля 1960 г. Сели на "Аннушке" на русл. реки Рывеем (север острова Айон) и под снежной косой разбили лагерь. Палаточка двухместная, шкура вниз, сами в кукули. Еще раз возникает разговор о полной неприспособленности нашей одежды к Чукотке. Тяжело, холодно. Огромную неприятность доставляет иней, оседаю

щий на стенках кукуяя от дыхания. Лицо все время в ледяном венчике. Сыро. В палатке очень влажный воздух. А так тепло.

В первое мгновение тундра производит после отлета самолета безмятежное впечатление полной отрешенности, тишины.

, Она вроде суровой, но доброй матери. Строго наказывает за малейшую оплошность, но ласкова к тем, кто знает об ее силе и делает все возможное, чтобы не идти против. Это все в пику "Белому безмолвию" Д. Лондона.

Розовый закат, розовый снег, с одной стороны, розовые заиндевелые травинки, и синим колотым холодным сахаром отливающая темень, с другой.

Мамонта не нашли. Да и где его взять среди этого хаоса пятиметровых снежных надувов и голой земли!

Охота. Вот оно счастье! После утренней каторги выле зания из мешка, мерзнувших ног, озноба и холодеющего в секунды чая вдруг блаженное сознание теплоты, того, что правильно смазанное ружье не откажет и на таком морозе, что у тебя ловко подогнанная одежда и упругая сила в ногах. Ты хозяин.

Хорошо жечь гексу в палатке. Тепло, И можно просушить вещи. Очень много заячьих и куропаточьих следов, но самих животных нет. Видимо, улетели ближе к солнцу.

Сегодня все еще спим. В плохо выбитом от инея и снега мешке замерзал всю ночь, кошмары какие то. Утром стал дремать, просыпаясь, когда немели пальцы на ногах, и вдруг самолет. Летчики идут к палатке, а мы в ответ хором: "На палубе матросы курили папиросы. "

Летим вдольюбрывов Айона. Бело, куропатки г как деревенские девушки в чистых полушубочках. Следы Сашки Конченко, что скрывается от правосудия. Поселок Энмытанаю. Ряды домиков, магазин. Все обязательно здо роваются со свежим человеком. Начальник "цолярки" — огромный детина. Гоняет на вездеходе по острову зимой и летом. А чукчей в поселке совсем нет. Одни русские.

"Некоторые философы смотрят на многие вопросы философии совсем не по философски". — Э. По. Он же кинул и такую мысль:

"С развитием техники искусство в своем развитии все более и более будет отставать от нее, что приведет в конечном итоге к катастрофе мира".

Откровенно говоря, Э. По меня разочаровал Со скукой читал его юмористические рассказы и т. д. Стихи сентиментальны. Знаменитый "Ворон" хорош, но этот загробный сентимент как-то не трогает; И вот я прочел "Колодец и маятник". И все, что раньше, захотелось прочесть сначала. Несомненно, такое мог написать только человек, сам переживший весь этот кошмар. Хотя бы под влиянием ад коголя. К тому же По глотал наркотики. Безысходный горячечный ужас. Вот так — не умом, не талантом, а нервами надо иногда писать: Знаменитый "Золотой жук" не то. "Медная пуговица" лучше.

Маркова. Очень тепло, зелень, березы и комары. Всё, и поселок, и люди, напоминает нашу вятскую деревню, только на крылечке деревянного здания аэропорта дремлют, разомлев от жары, чукчи.

Кто то говорит: "Марково — это жеЧукотскийКрым". Отчетливо обрамляют Марковскую впадину синие холмы гор, очень синие. Похоже все это, как будто кто то в вылепленные из синего пластилина горы вдавил пальцами яму и залил ее зелеными чернилами.

Анадырская впадина. Очень плоско, и Анадырь по ней виляет Огромным удавом, вспенивается по протоке. Желтый Анадырь. "Анадырь — желтая река" — можно так назвать потом очерк. Тундра и озера по всей впадине. Трудно понять, чего же" оольше: или озер, или земли.

Анадырь. Поселок разбит на куски и очень разбросан, какая то стройка на холмах и натой стороне залива. Все деревянное и все обито толем. Тихий вечер, народ на берегу у сетей. Воет на барже сирена, и к барже кто то очень ловко гребет на лодке.

Женщина идет с обрыва к морю в модных босоножках на высоком каблуке. Красива. В итальянской шерстяной кофте. Идти по гальке в туфлях должно быть очень неудобно. 10 часов вечера, и солнце бессильно повисло над горизонтом, краснеет от досады красная дорожка по заливу. Я долго смотрел на эту дорожку, моряки красиво зовут ее "дорогой счастья", а когда перевел взгляд на берег и бухту, и баржи, то все стало точь в точь как на картинах