Рудольф Баландин - 100 великих экспедиций

Они были вполне вознаграждены за все опасности и тяготы этой экспедиции. Гумбольдт считал, что в будущем этот водный путь приобретет огромное хозяйственное значение. Он уже мысленно видел торговые магистрали, по которым европейские товары потекут от восточного побережья на Запад до самого Перу. Ему казалось, что здесь, в дремучих лесах Амазонки, он открыл новую колыбель человечества, обширную страну, которая по богатствам недр и плодородию могла бы соперничать с Месопотамией и Египтом.

Истощенные, измученные трудной дорогой, Гумбольдт и Бонплан решили поскорее вернуться на побережье. Приведя в порядок лодку, 23 мая они пустились в обратный путь. Достигнув 15 июня, на двадцать третий день путешествия в узкой лодке, Ангостуры, исследователи заболели лихорадкой. Гумбольдт сравнительно быстро излечился с помощью местного средства – питья из меда и сока местного целебного растения, а Бонплан захворал тяжело. Гумбольдт устроил его в доме местного врача. Состояние Бонплана ухудшалось. Однажды вечером слуга сказал Гумбольдту, что Бонплан умер. Гумбольдт поспешил в комнату, где лежал его друг, и увидел, что тот всего лишь потерял сознание. Кризис длился недолго, и Бонплан стал выздоравливать.

«Трудно передать тебе, сколько беспокойства его болезнь доставила мне, – писал Гумбольдт брату. – Я никогда бы не нашел друга более верного, энергичного и мужественного… Мне никогда не забыть, сколь великодушную привязанность ко мне он проявил во время бури на Ориноко 6 апреля 1800 года. Нашу пирогу уже на две трети залило водой, индейцы уже спрыгнули в воду и пустились вплавь к берегу; лишь мой великодушный, преданный друг остался со мной, умоляя, чтобы я разрешил ему вплавь переправить меня через разбушевавшуюся реку… Наше положение было поистине отчаянным: мы находились в полумиле от берега, крокодилы стаей окружили нас, наполовину высовываясь из воды… В этот опаснейший момент порыв ветра надул паруса нашего суденышка, и мы были спасены самым непостижимым образом, потеряв всего лишь несколько книг и немного продовольствия».

Бонплан поправлялся медленно, друзьям пришлось задержаться в Ангостуре до 9 июля. Гумбольдт использовал это время для сбора различных сведений. Ангостура насчитывала шесть тысяч жителей и имела регулярные торговые связи с Испанией, начало которым было положено в 1771 году кадисскими купцами. Путь из Кадиса до Пунта-Варима, расположенного у устья Ориноко, занимал от восемнадцати до двадцати дней, обратный – около тридцати пяти. Предметами экспорта были какао, хлопок, индиго и сахар, из Испании ввозили текстильные изделия.

27 августа Гумбольдт и Бонплан прибыли наконец в Куману. В общей сложности они проделали путь в 6450 миль по наименее изученным и труднодоступным областям Америки, собрали 12 000 образцов растений, из которых 1400 определили уже во время путешествия. И все же Гумбольдт писал своему учителю Вильденову в Берлин:

«Я собрал едва ли десятую часть того, что мы видели… Но – увы! – почти со слезами открыли мы наши ящики с растениями. Вследствие непомерной влажности американского климата и потому, что среди буйно растущей зелени очень трудно было находить старые, зрелые листья, треть нашей коллекции погибла. Мы ежедневно обнаруживали в ящиках все новых насекомых, которые пожирали и бумагу и растения. Скипидар, камфара, деготь, просмаливание досок, проветривание на открытом воздухе – все европейские средства оказались здесь бессильными.

Наше терпение истощается. Но, несмотря на постоянное чередование сырости, жары и горного холода, я чувствую себя еще более здоровым и бодрым с тех пор, как покинул Испанию. Тропики – моя стихия. За последние два года я почти не болел. Я очень много работаю, мало сплю, при астрономических наблюдениях без вреда для себя провожу по четыре-пять часов на солнце с непокрытой головой… На Атабапо, где дикари постоянно умирают от болотной лихорадки, мой организм выдержал испытание непостижимо хорошо».

Письмо брату Гумбольдт писал из Куманы: «Трудно создать положение, которое бы более способствовало занятиям науками и самостоятельным исследованиям, чем то, в котором я сейчас нахожусь. Развлечения, в цивилизованных странах неизбежно сопутствующие светскому образу жизни, здесь меня совершенно не отвлекают, зато природа то и дело предоставляет мне новые интересные объекты для изучения. Единственное, о чем можно сожалеть в подобном одиночество, – это то, что остаешься в стороне от прогресса европейского просвещения и науки и лишаешься преимуществ, вытекающих из обмена идеями».

…Позже он с минералогом Густавом Розе и биологом Христианом Готфридом Эренбергом побывал в России, исследуя Урал, Алтай, Прикаспий. В последние годы жизни работал над многотомным сочинением «Космос», где человечество представлено частью земной природы, а наша планета – частичкой Мироздания. Труд остался незавершенным. В нем введено понятие «либеносфера» (сфера жизни), что позже переименовали в биосферу.

В книге «Картины природы» (1807) Гумбольдт писал: «Я стремился представить картину природы в целом и показать взаимодействие ее сил, а также воспроизвести то наслаждение, которое получает от непосредственного созерцания тропических стран человек, способный чувствовать».

Он советовал не путать реальную природу с ее искаженными образами в науках, которые дробят мир на детали, оперируют схемами. Называл высокой целью научного познания – «отыскание законов природы, исследование правильного чередования форм, проникновение в необходимую взаимосвязь всех изменений, происходящих во Вселенной». Понимал он и прикладное значение естествознания: «Человек не может воздействовать на природу, не может завладеть никакой из ее сил, если не знает законов природы… Знание и изучение суть радость и право человечества; они суть части народного богатства».

«Только там начинается наука, – писал он, – где дух овладевает материалом, где делается попытка подчинить массу опытов разумному познанию; наука есть дух в приложении его к природе».

Выдающегося австрийского геолога Э. Зюсса некоторые коллеги с иронией называли геопоэтом. «Аэпитет «геопоэт» является почетным, – писал академик В.А. Обручев, – так как в общении с природой – величайшим поэтом – Зюсс черпал вдохновение и облекал свои научные труды в художественную форму; сухой перечень фактов превращался под его пером в красочное описание, доступное широкому читателю».

Эти слова в полной мере относятся к А. Гумбольдту. Вообще, отличительная черта великих натуралистов – географов и геологов, биологов и экологов – благоговение перед природой. Увы, такое восприятие мира постепенно стало тускнеть по мере дробления научных дисциплин и сужения специализации ученых.