Френсис Бейли - Защита никогда не успокаивается

— Альберт, — сказал я, — это место — помойная яма. Здесь среди охранников немало садистов. Лучшее, что ты можешь сделать, — каждый раз, когда эти мерзавцы будут к тебе приставать, пиши жалобу начальству больницы. Сделай так несколько раз, и посмотришь, что будет. А дела Нассера и доктора Шеппарда будут пересмотрены, за них не беспокойся. У тебя своих забот хватает.

— Я пригрозил, что пожалуюсь, — сказал Де Сальво, — но они только смеются и говорят, что я псих и мне никто не поверит.

— Ну конечно, — ответил я, — именно так они и умудряются годами издеваться над пациентами. Но ты доказал кое-кому из начальства, что говоришь правду. Один из них — мистер Боттомли. Если Гохан не поможет, пошли копию жалобы прокурору штата. Эта дыра уже давно дожидается, чтобы ее хорошенько встряхнули.

Де Сальво начал регулярно докладывать начальству о каждом оскорблении, нанесенном ему или кому-то другому. Вскоре изводившим его охранникам пришлось писать объяснительные записки на его жалобы. Он стал лидером содержавшихся в Бриджуотере пациентов, и вскоре издевательства прекратились. Через несколько месяцев в законодательном органе штата Массачусетс рассматривались условия содержания людей в этом учреждении. И хотя Бриджуотер по-прежнему остается позорным памятником безобразного отношения к психическим больным в нашей стране, все же теперь там стало лучше, чем в то время, когда в эту больницу поступил Де Сальво.

Последний раз Боттомли допрашивал Де Сальво 29 сентября 1965 года. У него набралось записей на пятьдесят с лишним часов, из которых получилось более двух тысяч страниц машинописного текста.

Тэни, Ди Наталь и их помощник Сандра Ирицари продолжали проверять и перепроверять все сказанное Де Сальво. А в это время Боттомли, Брук и я старались договориться о дальнейших действиях на случай, если Де Сальво будет официально признан Бостонским удушителем.

Приятно, когда в уголовном деле обе стороны стараются прийти к единому решению. Нередко и обществу, и обвиняемому это приносит больше пользы, чем суд присяжных. Но здесь случай был необычный. Главным действующим лицом был преступник, чьи действия нанесли удар психике американцев. Малейший намек на возможность «сделки» мог вызвать реакцию в общенациональном масштабе.

Все мы искали общее решение, которое устроило бы и обвиняемого, и общественность. Мы хотели быть объективными и искали нестандартные пути решения проблемы. Но готовых ответов не могли найти ни я, ни Эдвард Брук, ставший к тому времени реальным кандидатом в Сенат Соединенных Штатов и, естественно, заботившийся, чтобы никто не мог обвинить его в использовании дела Удушителя в своих целях.

Если Де Сальво будут судить как Удушителя, но при условии исключения смертной казни, начнут кричать о «сговоре». Однако признание Де Сальво нельзя использовать в суде как доказательство. И поскольку смертная казнь исключалась, было похоже, что суд совсем не состоится. Как сказал Брук на пресс-конференции:

— Я буду проклят, если сделаю это, и проклят, если не сделаю. Вопрос в том, как лучше быть проклятым?

Мы могли бы представить на рассмотрение большого жюри все материалы дела, включая признания Де Сальво, надеясь, что их сочтут не дающими оснований для составления обвинительного заключения. В этом случае большое жюри может вынести решение о том, что считает признания соответствующими истине, но, поскольку их нельзя использовать в судебном процессе, оно не может передать дело в суд. Но такой вариант имел свои минусы. Большое жюри разбирает дела в закрытом процессе, а американская публика не питает особого доверия к закрытым процессам. К тому же было не совсем ясно, имеет ли большое жюри полномочия выносить решения относительно того, что́ может быть принято в качестве доказательства. Обычно, если полученная информация считается достаточной, дело передается в суд, и уж судья определяет, можно ли считать эту информацию доказательством.

Был и еще один вариант. Вопрос передается на рассмотрение большого жюри в надежде, что оно передаст дело в суд. На основании имеющихся бесспорных данных судье придется вынести решение, что эти признания не могут использоваться в суде в качестве доказательства. Пока будет решаться вопрос о возможности использования этих признаний в суде, их содержание станет известным широкой публике и о них будут знать все, кроме двенадцати присяжных, которым за недостаточностью улик придется вынести оправдательный вердикт. Сложность заключалась в том, что ни одному судье не доставит радости исключить из дела единственное свидетельство обвинения, особенно если основание для такого решения было заранее подготовлено противными сторонами. При таких условиях каждый будет вопить о сделке.

Третьей возможностью был суд, на котором специалисты-медики со всей очевидностью докажут, что в момент совершения преступлений Де Сальво находился в состоянии невменяемости. Если присяжные сочтут Альберта невиновным по причине невменяемости, публика, возможно, будет удовлетворена. Если же, несмотря на четкие инструкции судьи, они — что нередко случается — признают его виновным, судья может отменить вердикт, как не соответствующий данным, подтверждающим невменяемость подсудимого, и назначить другой суд. Конечно, шуму будет много, но это не идет ни в какое сравнение с тем скандалом, который может вызвать решение большого жюри.

Но и в этом варианте имелись свои сложности. Теоретически в Массачусетсе существует правило, что обязанность доказывать бесспорную вменяемость лежит на обвинении. Если это не сделано, подсудимый должен быть оправдан, а в том случае, когда речь идет об убийстве, он должен быть изолирован до тех пор, пока не докажет, что вновь является вменяемым.

Подобное правило нельзя, разумеется, не приветствовать, но часто именно оно оказывается исключением. С одной стороны, присяжные неохотно оправдывают по причине невменяемости, и это желание будет непреодолимым по отношению к человеку, убившему тринадцать женщин. С другой стороны, в 1962 году верховный суд Массачусетса при рассмотрении одного из дел пренебрег этим правилом. Осужденный Чарлз Хартфорд заявил, что в момент убийства своей жены находился в состоянии невменяемости. Единственное заключение психиатров, фигурировавшее в суде, поддерживало его утверждение. И все же присяжные признали его виновным. Адвокаты Хартфорда настаивали, что вердикт должен быть отменен, поскольку обвинение не представило никаких доказательств его вменяемости. И все же суд утвердил вердикт, приняв решение, что «презумпция вменяемости» чрезвычайно сильна, и в данном случае непредставление обвинением доказательств вменяемости не является решающем обстоятельством.