Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

Весть о падении Ежова вызвала и у меня надежду, — хотя и очень слабую, — на то, что, может быть, когда-нибудь и я вырвусь на "волю".

Условия жизни заключенных в Холодногорске были лучше, чем в других следственных тюрьмах Северного Кавказа. Несмотря на это, я считаю, что Холодногорск самая страшная камера из всех виденных мною. Она страшна своим многолюдством, тем, что это город арестантов, созданный советской властью…

Тюрьма в бывшем ставропольском холодильнике была ликвидирована осенью 1939 года. Заключенных оттуда перевезли в другие северо-кавказские тюрьмы.

Холодногорск не единственный в Советском Союзе. Там много таких тюремных камер. Одни из них больше, другие меньше. Но их — множество.

За границей количество заключенных в концлагерях СССР определяют в 15–20 миллионов, но при этом как-то забывают о советских тюрьмах. А ведь в них заключены тоже миллионы людей. В тех городах, где до революции было по одной тюрьме, теперь их обычно 3–5, всегда перегруженных узниками; в каждом крупном селе или деревне также есть тюрьмы. Да и на "воле" народ живет в тюремной атмосфере, хотя и не за решеткой.

Советский Союз — первое и единственное в мире тюремное государство.

Почти все статьи советского уголовного кодекса богато представлены в Холодногорске. Многие из холодногорцев обвиняются в разнообразнейших преступлениях, причем большинство без всяких к тому оснований, а просто по традиционному принципу энкаведистов: "Был бы человек, а дело найдется и статья пришьется".Некоторым "пришиты" статьи с такими чудовищными, дикими и глупейшими обвинениями, что я ошеломленно спрашивал обвиняемых:

— Как может человек выдумать это? Мне обычно отвечали молчаливым пожатием плеч, но один холодногорец как-то сказал:

— У следователей НКВД мало человеческого, но зато их фантазия безгранична. Они даже соревнуются в придумывании самых необыкновенных дел. Ведь чем необычайнее дело и чудовищней обвинение, тем больше у следователя шансов получить орден, премию или повышение в чине. Вот они и стараются…

Эту главу я посвящаю "следственной фантастике", наиболее выдающимся ее образцам, с которыми мне пришлось столкнуться в Холодногорске.

"Была темная бурная ночь. В горных ущельях бушевал ветер. Из черных туч лился дождь вместе со снегом. Гремел гром и блистали молнии. Под покровом этой темной бурной ночи мы крались к морю, чтобы совершить страшное преступление. В руках у нас были бутылки и кульки с ядом…"

Так писал дагестанский рыбак Егор Долженко под диктовку своего следователя. Приблизительно так же было написано и в протоколах с признаниями других рыбаков. Каждый из них признавался в том, что хотел отравить… Каспийское море.

"Признания" были, конечно, дикие. Некоторые из рыбаков, не желавшие их писать и подписывать на первых допросах, заявляли следователю:

— Да ведь это же чепуха. Нужны целые горы или реки яда, чтобы отравить Каспийское море. Разве это возможно?

Следователь невозмутимо отвечал:

— Для врагов народа возможно.

— Но откуда же мы смогли бы достать столько яду?

— От немецких фашистов…

По "делу" отравителей Каспийского моря было арестовано 205 рыбаков и работников Дагестанского рыбтреста. Всем им предъявили стандартное обвинение, наспех состряпанное в краевом управлении НКВД:

"Завербован немецкой разведкой и получил от нее задание, путем отравления вод Каспийского моря и рыбы в них, совершить массовый террористический акт против значительной части населения СССР, потребляющего эту рыбу в пищу".

Обвиняемые, один за другим, "признавались" на "конвейере пыток". Следователи, ведшие их "дела", предвкушали получение орденов и премий и повышения в чинах.

Однако, раздача орденов и чинов не состоялась. У московских энкаведистов головы оказались трезвее, чем у северо-кавказских. Посланные в Москву приговоры по "делам" отравителей Каспийского моря были возвращены обратно на "переследствие". Вместе с ними Северо-кавказское управление НКВД получило из Москвы и приказ:

"Дело об отравителях Каспийского моря прекратить. Обвинения арестованных по этому делу переквалифицировать на вредительство и антисоветскую агитацию. Виновников допущенного перегиба со следственной работы снять, с наложением на них дисциплинарных взысканий".

Участь арестованных рыбаков от этого не улучшилась. На новых допросах новые следователи цинично говорили Егору Долженко:

— Что вам не все равно из какого моря рыбу ловить? Вместо Каспийского будете плавать по Белому. Государству рыбаки всюду нужны…

Жили в городе Пятигорске профессор с мировым именем и серый, малокультурный энкаведист в чине майора. Стремясь быстрее повысить свой чин, энкаведист попытался погубить профессора. Попытка удалась и профессор погиб.

Подробности этого грязного дела таковы:

Во многие страны мира Советский Союз вывозит знаменитую лечебную минеральную воду, называемую нарзаном. Источники ее находятся в городе-курорте Кисловодске, на Северном Кавказе. Главные из них два — в курортном парке, города. Первый известен еще с времен Лермонтова; второй открыт профессором Огильви незадолго до революции, но использование его началось уже в годы советской власти. Этот источник "доломитный нарзан" — по лечебным свойствам оказался лучше первого. Его вывели в Нарзанную галерею и прикрыли стеклянным колпаком на мраморном постаменте. Источнику было присвоено имя профессора Огильви, о чем для всеобщего сведения сообщала надпись, сделанная золотыми буквами на мраморе каптажа доломитного нарзана.

Профессор Огильви был директором пятигорского бальнеологического института и считался крупнейшим в Советском Союзе бальнеологом. Ряд его печатных трудов переведен за границей на английский, немецкий, французский и итальянский языки.

И вот, в 1937 году, этот ученый, — бальнеолог с мировым именем, — по приказу начальника северо-кавказского управления НКВД майора Булаха был арестован. Его обвинили в том, что он, будто бы, пытался совершить террористический акт против "знатных людей» СССР, лечащихся в Кисловодске и для этого отравил источник доломитного нарзана.

Учитывая то, что Огильви крупный ученый и осудить его, как рядового "врага народа", невозможно, Булах, во избежание недоразумений с Москвой, подвел под следственное "дело" бальнеолога солидный криминальный фундамент. "Делом Огильви" занимались лучшие и наиболее зверствующие следователи из отдела по борьбе с экономической контрреволюцией. Были тщательно подготовлены два десятка лжесвидетелей и несколько экспертов. В качестве неопровержимой улики умело использовали случайное и кратковременное загрязнение источника во время грозы…