Михаил Бойков - ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ

О судьбе этих альбомов Василий Константинович беспокоился больше, чем о своей собственной. На первом же допросе он поспешил задать вопрос следователю:

— Что с моими альбомами?

— Все в порядке, — ответил тот. — Сейчас мы с вами о них побеседуем.

— Разве меня привели сюда для филателистической беседы?

— Конечно.

— Значит, я не арестован?

Следователь сделал протестующий жест, подняв обе ладони вверх.

— О, нет. Вы только временно задержаны для выяснения некоторых… обстоятельств.

— Так, что же вы хотите знать о филателии? — приободрившись спросил Василий Константинович.

— А вот я вам сейчас задам несколько вопросов об этой самой штуке, — ответил энкаведист.

Достав из стоявшего за его спиною шкафа шесть больших и толстых книг, он разложил их на столе. Василий Константинович невольно потянулся к ним; это были его альбомы с марками.

— Ваше имущество? — кивнул на них головой следователь.

— Да-да. Конечно. Мое, — торопливо-срывающимся голосом подтвердил Василий Константинович.

— Все шесть?

— Да, все.

Голос следователя сделался вкрадчивым.

— А скажите, вы марки в них многим показывали? Василий Константинович насторожился. Даже он, почти оторвавшийся от советского бытия филателист, почуял ловушку в вопросе, только что заданном ему энкаведистом. Не дождавшись ответа, следователь повторил вопрос:

— Ну? Кому вы показывали альбомы?

— Разным людям… Коллекционерам, — нерешительно произнес Василий Константинович.

— Имейте ввиду, что нам о вас все известно, — заметил следователь. — Поэтому советую ничего не скрывать. Вас посещали.

Назвав несколько фамилий городских филателистов, он спросил:

Приходили они к вам?

— Да, но что же в этом особенного? — спросил Василий Константинович.

— Ничего особенного. Я только хотел вам доказать, что от нас скрыть даже никакую мелочь невозможно.

— Но мне нечего скрывать.

— Вот и отлично. Впрочем, перечислением ваших

знакомств мы займемся после, а теперь перейдем к другим вопросам.

Раскрыв один из альбомов, энкаведист провел пальцем по ряду марок бледных расцветок с одинаковым изображением женской головы в короне.

— Что это за гражданочка тут нарисована?

— Королева Виктория, — ответил следователю Василий Константинович, удивившись, что тот не знает такой простой вещи, известной любому начинающему филателисту.

— Та-ак. А какая королева?

— Английская.

Следователь перевернул несколько страниц альбома.

— А это кто?

Василий Константинович взглянул по направлению пальца энкаведиста и сразу почувствовал себя как-то нехорошо. Следовательская ловушка обрисовалась слишком отчетливо. Со страницы альбома, с наклеенных там немецких марок, искоса смотрел на них человек, чьи усики и клок волос на лбу пользовались во всем мире более, чем мрачной известностью.

— Кто это? — повторил следователь.

Василий Константинович с трудом выдохнул:

— Гитлер.

Энкаведист, криво и недобро ухмыльнувшись, перевернул еще несколько страниц.

— Так-так. А вот и наши советские марки. Скажите, вот эти, с портретом товарища Ленина, дороже или дешевле тех, на которых нарисована английская королева?

— По каталогу марки с королевой Викторией дороже, а вообще…

Закончить объяснение сравнительной стоимости марок Василию Константиновичу не удалось. На бедную голову филателиста следователь обрушил ряд вопросов, каждый из которых был обвинением:

— Значит, по-вашему, английские капиталистические марки ценнее советских? Значит, вы королеву наших классовых врагов цените больше, чем Ленина? А Гитлера еще больше? А знаете, что это злостная контрреволюция? Знаете, что, показывая ваши вражеские марки другим, вы вели антисоветскую агитацию?

— Позвольте! Какая же агитация? Ведь это просто коллекционирование почтовых марок. Такие марки, как у меня, имеют в городе десятки филателистов, — пробовал оправдаться Василий Константинович.

— Не беспокойтесь. Мы и до них доберемся, — угрожающе пообещал следователь…

К концу допроса Василию Константиновичу стало ясно, что он энкаведистами "задержан" надолго.

Я читал обвинительное заключение по "делу" Василия Константиновича. В нем, между прочим, было написано:

"Возглавлял контрреволюционную организацию, занимавшуюся преступной антисоветской агитацией и хитро маскировавшуюся под коллекционеров почтовых марок".

На сборе отряда юных пионеров, после беседы вожатого о том, как возникла в СССР детская пионерская организация и ее целях и задачах, Толя Клюшкин неожиданно заявил:

— А вот мой дядя про юных пионеров рассказывает совсем другое.

— Что именно? — не без тревоги спросил вожатый отряда.

— Дядя говорит, что у пионеров своего ничего нету, что для них коммунисты все украли у скаутов.

От такого категорического утверждения восьмилетнего малыша глаза вожатого полезли на лоб, а дыхание на миг остановилось в груди. Кое-как справившись со своими глазами и дыханием, вожатый напустился на Толю:

— Как ты смеешь такие слова говорить?! Кто тебя этому научил? За это мы тебя из отряда исключим! Ты позоришь высокое звание юного пионера!

— Я не виноват. Это дядя, — захныкал Толя.

— Врет твой дядя.

— Нет. Он знает.

— Откуда?

— Он еще при царе в скаутах состоял…

Толя был исключен из пионерского отряда, а его дядю "пригласили" в управление НКВД.

— Садитесь. Побеседуем… При царском режиме вы, кажется, состояли в организации скаутов?

— Да. Состоял.

— Ну и как? Хорошо там было?

— Да, гм… как вам сказать?

— Откровенно говорите. Во избежание неприятностей.

— Для мальчишки там было не плохо.

— Лучше, чем в наших отрядах юных пионеров? Допрашиваемый пожал плечами.

— Не знаю. Для пионерского отряда у меня возраст неподходящий.

— Но по рассказам вашего племянника, юного пионера Анатолия Клюшкина, вы с таким отрядом, вероятно, знакомы?

— Немного.

— И считаете, что пионерские отряды скопированы со скаутских? И утверждаете, что коммунисты для юных пионеров все украли у скаутов?

— Гражданин следователь! Ничего подобного я не утверждаю!

— Вы это не говорили вашему племяннику? Вспомните-ка лучше.

— Я говорил совсем не так. Конечно, юные пионеры кое-что позаимствовали у скаутов, но…

— Что позаимствовали?

— Ну, организационную структуру, некоторые законы и обычаи, салют, костер…

— С какой целью ты говорил это своему племяннику? Чего хотел этим добиться? Признавайся, гад!..

Итогом допроса было фантастическое обвинение трамвайного кондуктора в том, что он, будто бы, "через своего несовершеннолетнего племянника, путем злостной антисоветской агитации, пытался отряд юных пионеров превратить в реакционную монархическую организацию скаутов".