Григорий Василенко - Найти и обезвредить

— Хозяева-то ихние уплыли. А лошадям теперь страдать приходится…

— Почему — страдать? — обернулся к казаку Соболев.

— Как почему, как почему? — вскричал вдруг собеседник. — Они же копыта до кровей разбили, а в руки никому не даются — хозяина только признают!.. Это же строевые кони!

Казак махнул рукой и отошел от окна.

…В Новороссийске царила страшная разруха: в развалинах и пепелище лежал порт, громоздились руины элеватора, замерли цементные заводы, еле теплилась жизнь на железной дороге. Да это и понятно — совсем недавно здесь был, как говорится, конец света — в бешеном водовороте крутило у новороссийских причалов последние «осенние листья» Российской империи… Обыватель никогда не видел подобного — по головам друг друга лезли к пароходам титулованные чиновники, аристократы и прочие «бывшие», которые даже здесь, в Новороссийске, все никак не могли расстаться с огромным багажом и челядью.

Красная конница 20 марта 1920 года с развевающимися знаменами ворвалась в Новороссийск сразу с трех сторон — через Неберджаевский перевал, Цемесскую долину и по старой Анапской дороге. А в городе не умолкала перестрелка, ухали пушки с военных кораблей Антанты, стоявших на внешнем рейде. У пароходных трапов завершался последний акт последнего действия той трагедии, которой неизбежно должно было закончиться белое движение. Совсем не театрально стрелялись деникинские офицеры и крупные царские чиновники, которым не нашлось места на судах. Но эти пистолетные выстрелы все-таки звучали опереточно — старую Россию не могли вывезти никакие пароходы. Старая Россия оставалась, она продолжала бороться — яростно, не на жизнь, а на смерть.

Новороссийск был забит готовыми сдаться в плен солдатами и казаками, оставшимися без своих командиров. Офицеры переодевались в солдатскую или цивильную одежду, пытаясь скрыться, но их вылавливали и сдавали красноармейцам. И тем не менее многим удалось надежно укрыться в городе или уйти за перевал, в леса, где до конца 20-х годов они с бело-зелеными бандитами терроризировали окрестное население.

И вот это возникавшее белое подполье особенно настораживало Соболева и Ярцева. А то, что оно организовывалось, подтверждал факт задержания курьера…

Строжайший контроль, который установили за квартирой Кочеткова в первый же день, результатов не принес. Следовало расширить зону действия.

В то время между Новороссийском и Геленджиком ходил грузопассажирский экспресс «Сандрипш». Это был обыкновенный баркас с дизельным мотором и парусом. Он брал грузы в трюм, пассажиров на палубу, где не было даже скамеек. Вмещал он до 30 человек. Рейсы совершались нерегулярно, но ходил экспресс не менее трех раз в неделю, во всяком случае по субботам он обязательно шел в Геленджик, а в воскресенье к концу дня возвращался обратно. Под мерный гул дизеля он покрывал расстояние в один конец за 3—4 часа.

Соболев возвращался на «Сандрипше» из Геленджика, куда он выезжал по адресу, имевшемуся в перехваченной у «гимназиста» переписке белых офицеров. Поездка в Геленджик оказалась на редкость неудачной. К тому же задувал норд-ост, он гнал крупную волну, и баркас начал отчаянно скрипеть, то поднимаясь на бутылочно-зеленую волну, то проваливаясь в очередную яму. Пассажиры, люди местные, спокойно переносили качку, безразлично поглядывая по сторонам. И только один из них откровенно нервничал, что-то спрашивая то у команды, то у невозмутимых попутчиков, однако от него молча отворачивались. Это все более усиливало беспокойство пассажира. Наконец он налетел на Соболева:

— Скажите, мы скоро приедем в Новороссийск?

Соболеву стало ясно, почему отворачивались пассажиры от этого растерявшегося человека. Во-первых, не «приедем», а «придем». Это известно здесь каждому мальчишке, во-вторых, зачем задавать такие вопросы и тем самым испытывать судьбу, особенно когда находишься в море — когда придем, тогда и придем! Эти несложные наблюдения позволили Соболеву сделать вывод о том, что этот человек — приезжий, и притом попавший в эти края недавно.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Соболев, — в Новороссийске мы будем вовремя. Видите — баркас крепкий, а команда опытная…

— Спасибо, — горячо сказал пассажир, — я сразу понял, что вы человек интеллигентный, а эти скоты только морды в сторону воротят и сплевывают за борт!

Завязался разговор. Новый знакомый назвался Чеботаревым, доверительно отрекомендовавшись бывшим офицером 1-го конного полка Мамонтова. Из Новороссийска не смог эвакуироваться из-за ранения. Соболев, быстро войдя в игру, представился Грековым и тоже деникинским офицером. Он намекнул, что у него есть в Новороссийске верные люди. Чеботарев пожал ему руку и сказал, оглянувшись:

— Да, я понимаю. Условия конспирации…

«Греков» познакомил с Чеботаревым Ярцева, отрекомендовав его офицером, знакомым по Добровольческой армии. Но фамилию его также изменил, назвав его «Графовым». Сами по себе имена «Греков» и «Графов» произвели на Чеботарева впечатление, что он имеет дело с представителями солидной, глубоко законспирированной организации.

— Я постараюсь заслужить ваше доверие, — сказал Чеботарев. И, в свою очередь, пообещал познакомить «Грекова» и «Графова» со своими знакомыми офицерами, которые скрываются в Новороссийске и его окрестностях.

О том, как события развивались дальше, известно из сохранившегося отчета Соболева и Ярцева.

19 июнявечером на Французском бульваре состоялась встреча чекистов с Чеботаревым.

— Самое главное в достижении нашей цели — это дружная работа и взаимное доверие, — солидно сказал Графов, которого Греков представил Чеботареву как человека немногословного.

— Я рад всей душой служить святому делу, — ответил Чеботарев. — Вы успеете убедиться в этом.

Чеботарев оказался работником морского управления, но моряком он никогда не был — в союз моряков записался, чтобы избежать отправки на принудработы. Ему было известно, что где-то на огородах скрываются офицеры, уклонившиеся от регистрации. Им надо помочь уйти к бело-зеленым. Графов сказал Чеботареву:

— Сперва им нужно помочь материально: среди сочувствующих соберем деньги по подписному листу.

Чеботарев охотно согласился.

— Подписной лист будет документом: когда наши вернутся, они смогут убедиться в том, что мы не сидели в бездействии…

20 июнявечером Чеботарев привел на тайную квартиру к Грекову и Графову штабс-капитана Попова, бывшего офицера-марковца, который сейчас служит в военном комиссариате.

Попов:

— Я, военрук Олешко и один солдат должны уйти в горы к бело-зеленым. Мы хорошо вооружены, лошади имеются, нет только проводника.