Тамара Заверткина - Мои Турки

Время шло. Дети подрастали. Как-то незаметно окрепла и Люда, совсем перестала пропускать занятия в школе. Она прекрасно училась и была активной участницей художественной самодеятельности в школе.

В своем тресте, кроме председательства в месткоме, мне вменили еще одну обязанность — ответственный редактор общетрестовской стенной газеты. Тут уж, как говорится, я «села на своего конька» с многолетним опытом газетной работы в школе, институте и прежнем тресте. Ни на одном конкурсе за все годы мы не уступили первого места из всех девятнадцати подразделений.

Но не один грудной остеохондроз терзал мой позвоночник. По нему потянулись ниточки и в крестец, и в шейные позвонки. Трест предоставил мне сначала путевку в Адлер, потом в Новый Афон. В те годы путевки стоили дешево: тридцать процентов от общей стоимости, то есть тридцать — сорок рублей.

Я попала на юг и была очарована пальмами, кипарисами, цветами, морем. Вечерами мы устраивали игры, танцы, викторины, концерты. Однажды я прочитала со сцены «Машу» Глейзарова, а на другой день руководитель самодеятельности попросил меня записать на магнитофонную пленку эту «Машу» и что-нибудь еще. И иногда потом на танцплощадке вечером включали мою «Машу», а отдыхающие смотрели на меня и тепло улыбались.

Все было хорошо, но сезон был осенний, в море никто не купался. И хоть приближался ноябрь, погода стояла прекрасная. В летний же сезон врач и не подписала бы мне курортную карту.

Подходили Октябрьские праздники. На репетициях плясуны лихо отбивали чечетку, солисты снова и снова тренировали свои голоса. Но чем открыть этот Октябрьский праздничный концерт? Меня, как чтеца, спросили, а не знаю ли я что-нибудь про Октябрь. Про войну знаю, про любовь тоже и про партию. А вот про Октябрь? И вдруг вспомнила: Асеев — «Наш Октябрь». Я читала его в молодости. И чувствуя себя словно помолодевшей, звонко и торжественно читаю:

Наш Октябрь — изумительный праздник,

Всенародной души торжество!

В сотнях обликов разнообразных

Проявляется сила его.

Вот он дышит глубоко и жарко

На селения и города.

И шахтер, и пастух, и доярка

Вырастают в Героев Труда.

Он ученому светит за полночь,

Он у школьника правит тетрадь,

Он повсюду приходит на помощь.

Как же всю его мощь описать?

Как припомнить, что было сначала?

Взявши руки большевиков,

Вся страна его в песнях встречала

И в мерцаньи солдатских штыков.

Это были суровые годы,

Человечности взвившийся вал.

Всей земли запевали народы

Эхом грянувший «Интернационал».

Ив словах «Это есть наш последний»,

От волнения дух захватив,

По-иному, сильней и победней

Разрастается тот же мотив.

В небе тучи осенние реют,

Иней травы пушит, серебря.

Но во веки не постареет

Величавый рассвет Октября!

Долго потом после концерта отдыхающие говорили об Октябре, также о том, как веками прежде люди ходили в лаптях, жили бедно, топили избы по-черному, освещали жилище лучинами. И удивлялись тому, что Советское правительство за несколько лет сумело осветить даже глухие деревни электричеством, дать людям бесплатное образование, бесплатное лечение. И сюда вот, куда простому человеку при царизме попасть было невозможно, теперь приехали простые люди: слесари, учителя, штукатуры, колхозники, шахтеры, портнихи. Да еще помешала расти Стране Советов война с немцами, уничтожившая города и миллионы замечательных советских людей. Но за короткий срок все восстановлено собственными силами. И люди сыты, все дети веселы и учатся в школах, отдыхают в пионерских лагерях. А мы любуемся Черным морем, над нами мирное небо. Да есть ли еще хоть одна такая страна на свете?

Только наш СССР.

В Орск возвратилась двадцать второго ноября, как раз в день рождения мамы Кати. Ох и весело мы его отметили! Она бы не прочь погостить и еще, словно пытаясь восполнить упущенное время моего детства, когда меня воспитывала мама Наташа. Но от папы Сережи звонок за звонком: приезжай.

— Ладно, не за горами Новый год. Мы его встретим с Сережей в Турках, а вы елку тут не разбирайте: к дню рождения Игоря я, как всегда, приеду.

Но приехать не удалось. В письме писала:

«Уж я с ним и ругалась, и плакала. Не пускает. Буду вас ждать летом в Турки».

Как-то неожиданно появился в нашем доме Рэмир. Пришел не один, а со своей знакомой — Басей. Раньше поговаривали, что у них роман, но я почему-то не верила.

Рэмир снова поставил вопрос о разводе. За эти годы я убедилась, что в семью он не вернется. Нам приходили алименты. Непонятно, сколько он зарабатывал (а может быть, подрабатывал лекциями), но присылали по переводу мало: тридцать семь или сорок два рубля в месяц. Лично детей он тоже не порадовал подарком ни в праздник, ни в день рождения, ни в свой приезд. И надо ли бороться за такого мужа и отца? Развод мы оформили за несколько минут.

В воспитании детей мне помогала моя советская власть. И высшее образование я смогла дать им одна.

Первой подругой в тресте у меня была Валя Ткаченко, потом к нам примкнула Тоня Сидорова. А позже в нашу группу устроилась Рая Ряхова. Она не имела высшего образования, порою не знала самых азов в проекте, и многие над этим подшучивали. Я замечала, что она старалась держаться ближе ко мне. Подумалось, оттого, что я над ней не подшучивала и очень понятно объясняю работу. Наконец, она придвинула свой стол к моему и призналась в странном — рядом со мной ей везет во всем: в работе, в решении личных проблем, даже в телефонных разговорах.

Она смутилась, думая, что я рассмеюсь. Но я вспомнила о том, что подобное мне говорили и в прежнем тресте, только совсем по другому вопросу. Там я всем писала заявления: кому с просьбой выделить место в детском садике, кому поставить на очередь на квартиру, а кому-то выделить путевку в санаторий. Все убеждали себя в том, что если пишут сами, то получают отказ. Все без исключения мои заявления были счастливыми.

Удивила я в Москве и Нину Попову. Экзамен по «Металлическим конструкциям» она сдавала до девяти раз, и девять раз с экзамена ее выгоняли. У бедняжки уже начал дергаться левый глаз. Однажды я пошла за нее поболеть, удалось войти даже в аудиторию. Там были и другие посторонние. У нас же в Саратове постороннему и в дверь не заглянуть. Я подошла к Нине, подбодрила ее, и моя Нина получила пятерку.

Подобные истории — ив детстве с Юлькой. Иногда по болезни я пропускаю уроки, в школу не идет и Юлька: все равно принесет двойку. А при мне пусть не четыре, но уж тройку все равно получит. Удивлялась и Люда. Окрашивая при ремонте пол или панели, она старалась удалить меня, чтоб я не дышала краской, хоть кисть ложилась ровнехонько, а стоит мне удалиться, она вырисовывает «петухи». Почему-то чаще в этом плане я думала и о Рэмире. Как быстро тогда в Пензе его из бригадиров перевели в мастера, потом в прорабы. И вот он уже главный инженер, а вскоре секретарь парткома самого большого треста. В тридцать лет ему предлагают на выбор: либо институт, либо город (председателем горисполкома). Говорили, что так еще никто не рос. В Ростове все покатилось по наклонной. Судя по алиментам {если он не подличал — а в это не хочется верить), он все долгие годы зарабатывал не больше меня.